– Хочу сказать, что силы никогда к тебе не вернутся. Твои каналы запечатаны Хозяином. Или Хозяйкой… Не знаю, как правильно говорить… И ее тебе уже никогда не уговорить, поскольку она стала твоим злейшим врагом. Ты сам ее сделал своим злейшим врагом, сам по своему тугоумию. Самым, конечно же, опасным врагом, потому что опаснее Хозяина никого не может быть… Даже боги безопаснее, потому что они свои желания умеют контролировать, а Хозяин – нет… Сдвоенные треугольники ее показали, и я ее узнала. Она рядом с матерью шла. Мать на лошади ехала, а она рядом шла…
– Кто?
– Та пленница, которую ты привез из Гардарики… Младшая…
– Заряна? Сопливая девчонка, что сидит в моем подвале?
Гунналуг не знал, плакать ему или хохотать. Это было совершенно нелепо, это вообще не входило ни в какую логику, это было дикостью.
– Она идет рядом с лошадью…
– Ты ерунду говоришь. Откуда ты вообще можешь знать ее?
– Я видела, когда стражник отводил их в подвал. Мы в коридоре встретились. Правда, я в темную нишу спряталась, чтобы меня саму не увидели. Я не люблю, когда на меня незнакомые люди смотрят. А их я хорошо рассмотрела… Я как чувствовала… Тогда еще чувствовала… Всегда от посторонних прячусь и на них не смотрю, а на этих смотрела, потому что чувствовала… А сейчас они едут отсюда… Мать на лошади, дочь рядом идет…
– Они сейчас сидят в подвале под тобой, старая дура… И в этом подвале нет лошадей… – рассердился Гунналуг, подумав, не простилась ли старуха из-за возраста, от падения и от удара об пол с остатками и без того не мощного ума.
– Сходи, посмотри, – на усталом выдохе сказала Торбьерг и совсем легла на пол, словно обессилила полностью.
Гунналуг, не меняя выражения лица, встал, подошел к двери, но вдруг ощутил снова, как шевелятся на голове корни волос. Ему стало жутко. Почему-то очень не захотелось самому спускаться в подвал с пленницами. И он просто высунулся из-за двери и позвал стражника от ворот.
Стражник поспешил пересечь двор.
– Уехавшие не вернулись?
– Нет еще…
– Что так долго? Здесь езды-то… Уже могли три раза вокруг холма обскакать…
– Я не знаю. Наверное, кого-то ищут…
– А те тридцать воинов, что проезжали мимо?
– Я не знаю, где они… Уехали за холм, оттуда не выезжали… Дорога пустынна…
– Ладно… Оставь ворота… Они заперты?
– И ворота, и калитка…
– Будут стучать, я сам открою. Сходи в подвал, приведи ко мне женщину и девочку.
Стражник уже хотел было шагнуть в сторону лестницы, когда Гунналуг хохотнул и стукнул себя в лоб кончиками пальцев.
– Стой… Совсем эта глупая старуха мне голову закрутила… Ты же не увидишь их… Они закрыты волшебной сетью. Я сам схожу…
Стражник торопливо вернулся к воротам, а колдун сердито посмотрел на лежащую в своей комнате старуху колдунью, осуждающе покачал головой и двинулся к лестнице в подвал. Двери в сам подвал и двери в камеры не имели замков, да и зачем им замки, если есть наружные задвижки, которые изнутри открыть невозможно. Гунналуг открыл сначала одну дверь, потом вторую и вошел в камеру, которую посещал только прошедшей ночью. Скелет, прикованный к стене, смотрел на него пустыми глазницами, но с откровенным укором. Однако Гунналуга таким укором пронять было трудно. Уже больше десятка лет прошло… Один из ярлов Дома Синего Ворона слишком много позволял себе в отношении Гунналуга. И умер здесь, скованный цепями. И никто из родственников не знает, как и где он умер. Никто, кроме колдуна. И место это ничуть не лучше прибрежной полосы, в которой хоронят преступников, недостойных погребального крадо. Оно тоже не принадлежит ни дню, ни ночи, ни луне, ни солнцу, ни земле, ни воде…
Нельзя насмехаться над колдунами…
Колдун шагнул в угол, остановился там, где следовало остановиться, и прочитал заклинание, снимающее верхнюю сеть. И наклонился, чтобы сеть, пока еще невидимую, снять. Видимой она должна стать только через несколько минут…
Но руки сети не нашли…
Он икнул от неожиданности, потом быстро, но осторожно, чтобы не упасть, шагнул вперед, наступая на то место, где должны были сидеть Всеведа с Заряной, но там уже не обо что было даже споткнуться…
– Вихрь вам в спину… – сказал Гунналуг, забыв, что сил у него даже на самый легкий вихрь не хватит. У него сил не хватит даже на создание самого легкого ветерка.
Но все это вспомнилось быстро, и воспоминание пришло ударом в голову…