Огненное сердце вампира

Через мгновение мы уже погрузились в воду. Тело охватило живительное тепло. Одежда тут же прилипла к коже, но меня это ни чуть не заботило. Холод и тяжесть, сковавшие меня, отступали. Жёсткая рука страха, сжавшая мои внутренности, начала понемногу ослабевать. Я распахнула глаза и чуть не задохнулась от восхищения. Да, от чего — то, у меня вновь получалось и удивляться, и восхищаться.

Мы, погрузившись по плечи находились в овальном, словно гигантское корыто, озере, в котором серебрились отражения звёзд. Неверный свет луны, пронизывал своим сиянием лепестки цветущих у берега абрикосов, и от того казалось, что они светятся изнутри. На нас молчаливо взирали громады гор, Их могучие мрачные, величественные силуэты едва угадывались в темноте.

Поверхность воды исходила чуть заметным белёсым паром. Он клубился, тянулся к черноте небес.

— У меня есть ещё целых два дня, — проговорила я, твёрдо решив провести остаток своей жизни здесь, в этом удивительном месте, под сенью розовых цветущих абрикосов, вдыхая аромат горного воздуха, нежась в объятиях горячей воды, рядом со своим вампиром.

Я не буду ныть, не буду жаловаться, не буду обвинять. Пусть Алрик запомнит меня такой, весёлой, беспечной, легкомысленной. И может быть, когда-нибудь, через много-много лет, оказавшись здесь, вспомнит свою студентку Кристину Алёшину.

— У тебя есть целая вечность, — засмеялся вампир, но безрадостно. Его смех, словно тяжёлые камни падал в воду. А в глазах застыла печаль, безумная, животная тоска. — Ты будешь жить очень долго, пока самой не надоест.

— Ты врёшь мне, — прошептала я, касаясь его щеки, обводя пальцем контур губ. — хочешь так успокоить меня?

— Нет, не вру. Мы не зря очутились на этом озере, оно обладает сильными магическими свойствами.

— Но, почему…

Завершить вопрос Алрик мне не позволил. Обвил руками, прижал к своей груди, словно заключая в кокон.

— Ни о чём не думай, — прошептал он в самую макушку, шевеля дыханием мои волосы. — Молчи и слушай!

Мы плавали в рассыпанных по глади воды мерцающих звёздах. И вместе с душистым паром, в небо летела вампирская песня, наполненная светлой грустью, нежностью и печалью. Я не могла понять ни слова, но вопреки этому, сердце сжималось от благодарности и любви. Руки легко рассекали водную гладь, голова кружилась от ясности и яркости восприятия. Каждая клетка моего тела вопила от радости, от неимоверного счастья. Счастья быть здоровой, быть живой.

Меня разбудил птичий щебет, гудение пчёл и прикосновение тёплых губ Алрика к моей щеке.

— Просыпайся, — шепнул он, щекоча мне шею какой-то длинной травинкой. — Иначе, пропустишь завтрак.

Я протёрла глаза, поднялась с травы. Противоположный берег озера утопал в светло— розовой дымке абрикосовых деревьев. Именно с их стороны и доносилось мерное пчелиное жужжание. Лазурь южного неба отражалась в рябящей озёрной глади. В ней же дрожал и золотистый шар ещё не вошедшего в полную силу утреннего солнца. За спиной, позолочённые рассветом, высились горы, поросшие густой сочной зеленью и цветами. И на каждом лепестке, на каждой изумрудной травинке, вспыхивали жемчужины утренней росы.

Алрик сидел рядом, разложив на траве небольшую скатерть со снедью. Далерский душистый чай в огромном прозрачном чайнике, пирожные в виде корзиночек, начинённых кусочками бананов, апельсинов, киви, политых взбитыми сливками и посыпанных ореховой крошкой, белый рассыпчатый творог, пушистые ломтики свежеиспеченного хлеба и жёлтые, почти прозрачные, словно сделанные из солнечного света ломтики сыра.

— Когда ты успел? — я с вожделением оглядела импровизированный стол.

— Пока кто-то смотрел сладкие сны, нежась на мягкой травке, я умудрился совершить набег, на храмовую кухню.

Вампир улыбался, но его взгляд оставался печальным. В янтаре его глаз плескалась решимость, но в то же время какая-то отстранённость. Он, словно бы, прощался со мной. Но кроме глаз, меня насторожила бледность, нездоровая, нехорошая, пугающая.

— С тобой всё нормально? — спросила я, а тревога уже тоненькой струйкой потекла по венам, медленно, но верно начиная отравлять кровь. Вот, не бывает у здоровых и счастливых людей такой бледности. Но ведь Алрик— не человек и ставить ему диагнозы человеческих недугов бессмысленно.

— Всё замечательно, моя девочка.

Вымученная улыбка, дрожащие пальцы, подающие мне чашку с чаем, чуть надтреснутый голос.

А ведь всё было так чудесно! Хотя, говоря по правде, я не совсем отчётливо помнила прошедшую ночь. Я помнила, как мы мокрые, в прилипшей к телу одежде, выбрались на берег и повалились на траву. Меня ещё тогда удивила её мягкость, словно лежишь на ворсистом ковре. Вот только, ковры не пахнут так упоительно, терпко, свежо и сладко одновременно.