Снег за окном валил не переставая, такой же белый, как и халаты студентов. Ослепительная белизна наводила на мысли о новогодних праздниках, зимней сессии и каникулах. Но нет, зима вьюжила только за окном, а на календаре был всего лишь ноябрь, самый унылый, непредсказуемый и нелюбимый месяц осени.
— Снежинки — это души умерших врачей, — сказала Дашка глядя в окно.
— Очень плохих врачей, — поправила я. — Так, как они обречены на вечные мучения.
— Почему же мучения? — спросила подруга. — Летают себе, такие белые, невесомые, не зная забот.
— А по тому, что они, окончив свой полет, падают на землю, где их топчут сапогами, вдавливая в грязь. Разве это ни есть ад?
Произнося эту фразу, я и не думала тогда, что такое, в скором времени, будет ожидать всех врачей и хороших и не очень. Что сегодняшний день положит начало разрушению всего.
— Ты так и не встречалась с отцом? — Дашка отвернулась от окна и направилась к зеркалу, шугнув двух первокурсниц. — Удивительно, как он ещё жив остался?
— Нет, — вздохнула я. Несмотря на сеансы психотерапии Алрика, на его работу с моей аурой, спокойно говорить об отце, я не могла. Думаю, что наши отношения с Юрием Алёшиным, до конца жизни останутся моей Ахиллесовой пятой. — Я знаю, что он на вампирской половине, но боюсь встречаться с ним.
— Боишься очередных обвинений с его стороны и свою реакцию на них?
— Да, боюсь. Я же знаю, что он мне скажет. Назовёт предательницей, неблагодарной тварью, вампирской подстилкой. И я поверю, начну считать себя таковой. Ведь, от части, Дашуль, так оно и есть. В тот момент, когда мой народ, мои соплеменники, мои друзья мучаются, терпят унижения, умирают в Центре, я нежусь в объятиях Алрика, летаю с ним на острова, на выходные, ни в чём себе не отказываю.
— Крысь, — Дашка повернулась ко мне, взглянула в глаза строго и серьёзно, как может только она. — Прекрати во всём себя винить! Тебя забрали так, как забирают всех. То же самое произошло с Гавриковым, с Аней, с Танькой и многими другими людьми, с которыми мы даже незнакомы. Ты подписала кровавый договор, и добровольно уйти от вампира просто не можешь. А секс между вами— это нормально. Он— привлекательный мужчина, ты— молодая девушка. Нужно признать, подруга, мы — люди, слабы перед вампирами. Мы ничего не можем им противопоставить, и остаётся лишь одно — приспосабливаться.
В коридоре пахло бумагой, хлоркой, духами, буфетом, мокрыми шубами и шапками. Тут и там раздавался весёлый смех.
— Девчонки! — Юлька Богданова появилась внезапно, со спины, заставив нас с Дашкой одновременно подпрыгнуть.
— Чёрт! — вскрикнула подруга. — Ты прямо, как вампир, незаметно подкрадываешься.
— Вот о них я и хочу поговорить, — Юлька понизила голос, уводя нас в более безлюдный угол. — О новом законе слышали? Я больше к Дашке обращаюсь, ты уж, Крыся, извини. Просто твой вампир тебя чуть ли не в вату заворачивает, словно ёлочную игрушку.
— Слышала, конечно, — фыркнула Дашка. — Да о нём по теляку по сто раз на дню говорят.
— А что случилось то? — на сравнение с ёлочной игрушкой я обиделась, но вида показывать не стала. От части, Юлька была права. Забота и предупредительность Алрика порой доходили до абсурда.
— Ты ела? — отыскав меня в коридорах института, мог спросить он. И, получив отрицательный ответ, тут же тащил в столовую.
Я не должна была переутомляться, раздражаться, обижаться. Если эмоции— то исключительно положительные, если новости— то только хорошие. Даже крови моей он брал до смешного мало, объясняя это тем, что в Центре у него достаточно людей, способных накормить кровожадного вампира, и не к чему подвергать опасности жизнь своей любимой. А однажды, Алрик спросил:
— Кристина, а тебе иногда не хочется крови?
— Ты сошёл с ума? — спросила я расхохотавшись. — Или хочешь сказать, что вампиризм заразен?
— Ладно, забудь, — смущённо отмахнулся Алрик. Да, огромный мужчина, с пылающим взором, зычным голосом, сильный маг и вампир— хозяин планеты, смутился, как мальчишка, впервые пришедший на дискотеку. Зрелище, скажу я вам, умилительное и уморительное.
— Просто, если вдруг тебе захочется, ты не должна стесняться этого, — вампир всё же продолжил свою мысль, делая вид, что не замечает моего смеха.
Звонок на очередную пару уже прозвенел, нужно было отправляться в аудиторию, но мы не спешили. Подумаешь, философия. Стрельнём конспект у кого— нибудь — и дело с концом. Философ — дядька не вредный и комплексами неполноценности не страдает. Прогуливает студент лекции— значит так нужно.