— Теперь, люди обязаны проходить тесты на агрессивность и склонность к асоциальному поведению, — начала объяснять Юлька. Её ярко— накрашенные губы кривились в отвращении, пальцы с длинными блестящими ногтями нервно теребили ремешок сумочки. — И тот, чьи результаты окажутся положительными, будет отправлен к вампирам в качестве источника. Такого человека не возьмут на работу, не примут ни в одно учебное заведение. Он обречен, служить кровососам. Таким образом, эти уроды хотят уберечь планету от человеческой агрессии. А представь, если положительные результаты будут у меня или у Дашки?
Мне вновь стало стыдно, словно это я придумала этот закон. В лицо бросилась краска. Я сама себе показалась нелепой в своей модной, не хуже чем у Юльке одежде, с шоколадным загаром и горящими счастьем глазами. Даже запах дорогих духов, который мне так нравился, стал раздражать.
— Вот только не надо краснеть! — процедила сквозь зубы Богданова. — Ты — такая же жертва вампирского тоталитарного режима, как и все мы. Никто тебя не осуждает. Мы все, вся наша группа, жалеем тебя, волнуемся и гордимся, тем, что ты смогла продержаться целый год. Но не кажется ли вам, девочки, что довольно сидеть, сложа руки и бояться?
От чего— то у меня сразу же возникло ощущение, что эту фразу Юлька хорошо отрепетировала. И вместе с ним, пришло другое, холодное, скользкое, липкое.
— Не вздумай соглашаться! — завопила гиена. — Что бы тебе не предложила эта краля — не берись за это.
— И что мы можем сделать? — обречённо улыбнулась Дашка. — Выйти на площадь с транспарантами?
Снег за окном усилился. Деревья, небольшие магазинчики и трамвайная остановка затерялись в густой дымке.
— Покурим? — предложила Юлька.
— Идея очень хорошая, — согласилась моя подруга. — А главное, антевампирская.
Мы, не одеваясь, вышли на задний двор института. На улице было тепло и тихо, словно кто-то отключил все звуки. Белое, ровное, что лист бумаги, небо, белый снег, белые кирпичные стены. По телу пробежала дрожь, но не от холода. Мирная зимняя безмолвная картина пугала своей девственной красотой.
— Тела убитых на красном снегу,
Мёртвые глаза, обращённые к небу.
Стоны раненных, и я бегу,
Прочь бегу, по кровавому снегу.
Гиена монотонно повторяла и повторяла это страшное стихотворение. Откуда оно? Точно помню, что никогда не встречала его ни в одной книге, не учила в школе. Да и разве позволили бы нам вампиры читать такое? Никакой войны! Никакого оружия! Кровь? О нет! Это не символ битвы, это — лекарство для великих магов. Без неё — родимой, они ни одного своего заклинания не произнесут, не смогут творить волшебство, и, как следствие, умрут, лишь только свет солнца коснётся их.
— Если у вас хоть немного болит сердце за человечество, — Юлька чиркнула зажигалкой, и на кончике тонкой сигареты вспыхнул крошечный рыжий огонёк. — Присоединяйтесь к нашей ячейке.
Вид огня немного привёл в чувства. Я сглотнула бугристый ком, засевший в горле.
Дашка закурила тоже, подмигивая мне, намекая на то, что мне курить строго запрещено — вампир заругает.
— Какая ещё ячейка, — затянувшись, спросила Дашка. — Прости, но тратить время на размазывания соплей и сочиняя матерные частушки про вампиров, как-то не хочется.
— Частушки дома на кухне петь будешь, Дашенька, — обиженно огрызнулась Юлька. — А у нас — серьёзная организация. Все распоряжения получаем из столицы. Мы — не одни. Таких ячеек по стране полно, и все мы боремся. Я давно там состою, и не только я. Да, что там говорить, половина нашей группы каждый вечер там пропадает. Мы молчали, не привлекая внимание. Но теперь, нуждаемся в людях, молодых, смелых. Нам нужны те, кому есть, что терять, кого терять и кого защищать. Если решитесь, ждите меня у кафе «Алёнушка» ровно в девять вечера.
С этими словами, Юлька кинула окурок в снег. Тот зашипел и погас.
— Я пойду, — решительно проговорила Дашка, когда за Юлькой закрылась дверь. — У меня младший брат, и мне страшно за его будущее. Ты со мной?
— Нет! — завопила в голове гиена, до звона в ушах.
Никуда идти не хотелось, тем более в логово, каких— то тёмных личностей, затевающих нечто незаконное. За год, проведённый с вампиром, я наконец поняла, что такое жизнь, не унылое существование, а именно жизнь. Да за все свои девятнадцать лет я не была так счастлива, как за этот год! Я, словно очнулась от дурного сна, исцелилась от тяжёлой болезни. Так ради чего мне что— то менять? Но, с другой стороны, если я схожу в то место, ничего же не изменится? Ну, посижу, ну, послушаю, ну, крикну пару раз: «Нет вампирам!» и что с того?
— С тобой, — ответила я подруге, даже не предполагая, что ложь, пусть даже самая маленькая, размером с дождевую каплю— есть смертельный яд, жестоко убивающий любовь.