Все то, о чем рассказывала ей тетка, мгновенно всплыло в памяти. Мину прижала письмо к груди, глубоко раненная тем обстоятельством, что все это время, пока она представляла отца на всегдашнем месте в кресле у очага в их маленьком домике, его вообще не было в Каркасоне.
Она взглянула на последнее письмо и лишь сейчас обратила внимание, что адресовано оно в иной форме, нежели два предыдущих: «Мадемуазель Маргарите Жубер». Печать на нем была та же самая, что и на письме, которое она нашла тогда под ковриком отцовской лавки: два инициала, «Б» и «П», по обеим сторонам обрамляющие мифическое существо с когтями и раздвоенным хвостом.
Но хотя печать была той же самой, письмо было написано определенно другой рукой. Почерк витиеватый, буквы изящные и затейливые, выведенные тонким пером и дорогими чернилами.
Мину разломила печать и похолодела.
Письмо было датировано третьим апреля и подписано именем Бланш де Пивер.
Мину прочла его и тут же перечитала снова, затем скомкала бумагу в руке. Если все написанное в нем было правдой, целых пять недель ее маленькая сестричка находилась одна вдалеке от дома. Мину невыносимо было об этом думать. Ее охватил гнев, а вслед за ним жгучая ненависть не только к автору письма, но и к мадам Монфор. Утаив от нее это письмо, она тем самым подвергла ее сестру ужасному риску.
Неужели Алис мертва? Мину замотала головой. Нет, быть такого не может. Она бы поняла, она бы почувствовала это.
И тут ослепительным проблеском зимнего солнца в хмурый декабрьский день в голове у нее внезапно все сошлось в единое целое. Мину словно все это время смотрела на обратную сторону вышивки, прекрасно различая и яркие краски, и выбивающиеся нитки, и кривоватые стежки, однако не видя за всем этим цельного узора. Теперь же, когда она перевернула гобелен правильной стороной вверх, ей открылась истинная картина.
Мину бросилась прочь из часовни, быстрым шагом пересекла двор и вышла на улицу Тор. Решение было принято. Эмерик отвезет их тетку в Каркасон, где о ней позаботится мадам Нубель. Мину же отправится в Пивер, не только затем, чтобы найти Алис, но, возможно, и их отца тоже. Слишком долго он жил под гнетом прошлого.
– Si es atal es atal, – произнесла она вслух пришедшую на ум старую поговорку, которую любил повторять отец. – Чему быть, того не миновать.
Может, именно там она впервые ее услышала? В Пивере?
Мину остановилась перед входом в церковь. Торговки цветами, которая всегда стояла на ступенях, не было, и на улицах было тихо.
– Kleine schat, – пробормотала она. Голландские слова были непривычными. «Маленькое сокровище» – так Пит ее тогда назвал. Он говорил об Амстердаме с той же любовью, какую она испытывала к Каркасону. Ей очень хотелось бы увидеть улицы из воды. И чтобы Пит с ее отцом познакомились и смогли поговорить о городе, который был так дорог им обоим.
На мгновение Мину улыбнулась, представив этих двоих вместе. Потом на церкви Сен-Тор зазвонили колокола, и картинка померкла. Ее отец сейчас не в Каркасоне, а в Пивере. А Пит? Мину прерывисто вздохнула. Кто знает, что может случиться после того, как сядет солнце и гугеноты пойдут в бой?
Мину усилием воли заставила себя отвлечься от грез и поспешила на улицу Пенитан-Гри, где ее ждал брат.
Глава 53
– Где моя племянница? – в очередной раз спросила мадам Буссе. – Она заботится обо мне, моя племянница, и она знала бы, что мне нужно под крышу. Солнце испортит мне цвет лица. Моему мужу нравится, когда у меня белая кожа.
– Солнце уже зашло, – сказал Эмерик, хотя и видел, что она не слушает.
Мадам Буссе сидела на куче сена в углу конюшни, вслух разговаривая сама с собой. Она вытянула перед собой руку и принялась ее разглядывать. Кожа ее вся была исполосована багровыми рубцами там, где она пыталась прикрыться. Плечи представляли собой лилово-красное месиво, левый глаз заплыл.
– Безупречная кожа – вот секрет, который позволяет удержать мужа. Если жена не хочет, чтобы муж искал счастья на стороне, она должна иметь белую кожу. Мне нужна моя племянница, – внезапно напустилась она на Эмерика. – Она обо мне позаботится!
– Мину скоро придет, – ответил он смущенно.
Кажется, их тетка повредилась рассудком. Она не очень понимала, где находится, и несла что-то невразумительное.
Эмерик покосился на конюха, и тот скорчил гримасу. Он не слишком хорошо знал этого парнишку, но им доводилось пару раз пить вместе в те ночи, когда Эмерику удавалось улизнуть из дома и отправиться исследовать таверны Сен-Тора.
– Она упала, – сказал он.
– Как скажете, – отозвался парнишка.
Мадам Буссе снова попыталась подняться.