Глава 54
– Почему мы не едем? – спросила Мину, когда повозка остановилась на площади Дорада.
Мадам Буссе впала в какое-то оцепенение. Глаза у нее были открыты, но она, казалось, не осознавала ничего из того, что происходило вокруг. Мину ее состояние беспокоило, однако сейчас это было к лучшему.
– Они выставили заставу перед въездом на мост, – отозвался конюх, привстав на своей приступочке.
– Зачем?
– Судя по всему, обыскивают всех, кто пытается выехать из города.
Мину сжала руку Эмерика:
– Не стоит переживать. На мосту часто проверяют.
– Так, а как нам быть с ней? – сказал он, ткнув большим пальцем в сторону мадам Буссе. – Вдруг они решат, что это мы ее так?
Мину осторожно натянула капюшон поглубже на теткино лицо, чтобы скрыть заплывший глаз и разбитую скулу.
– Предоставь это мне, – произнесла она с деланой уверенностью. – Все обойдется.
Маккон убрал шпагу в ножны, но Пит чувствовал острие кинжала англичанина, упиравшееся ему в бок так, чтобы это было не заметно со стороны. Для того чтобы вспороть ему живот, достаточно было малейшего нажатия. С виду же все выглядело так, как будто два закадычных приятеля рядышком идут через площадь Дорада.
Когда они поравнялись со ступенями церкви, Пит скользнул взглядом по сторонам, пытаясь решить, как и когда действовать: если он позволит отвести себя в подвалы инквизиции – ему конец.
– Даже не думай попытаться сбежать, – предупредил Маккон. – У нас повсюду свои люди.
И в самом деле, на каждом углу были солдаты. Заставу устроили на въезде на крытый мост, и на подступах к нему образовался немалый затор из повозок и карет, дожидающихся своей очереди проехать в укрепленное предместье Сен-Сиприен. Некоторые из них принадлежали гугенотским семьям, которые начали массово покидать город еще со времен апрельских погромов, другие же не оставляли сомнений в том, что их хозяева – состоятельные католики. Дорогие ливреи и богато изукрашенные кареты. Пит очень надеялся, что Мину с Эмериком успели выехать до того, как начались обыски.
Кинжал Маккона вновь ткнул его в ребра.
– Сюда, – произнес тот вполголоса. – Негоже заставлять благородного Валентина ждать.
– Что за хворь с ней приключилась? – грубым голосом спросил стражник, указывая на мадам Буссе.
– Да нервы расшалились, – быстро ответила Мину, – ничего заразного. Вот, везем ее в деревню, для поправки здоровья.
– Снимите капюшон, чтобы я мог взглянуть на ее лицо.
– Любезный, ей нездоровится. Даме в таком состоянии не подобает показывать свое лицо.
– Пока я не увижу ее лицо, вы никуда не поедете.
Мину поколебалась, потом сошла с повозки:
– Это супруга сподвижника месье Дельпеша. Вы, без сомнения, знаете его имя. Мне приказано без лишнего шума вывезти ее из Тулузы.
– Чтобы жена сановника ехала в такой скромной повозке с одной-единственной лошадью? – расхохотался солдат. – И вы думаете, я в это поверю?
– Это для того, чтобы не привлекать внимания, – сказала Мину, достав из своего кошелька монету в одно су. – Мой хозяин желает, чтобы его жена сохранила инкогнито, подобающее ее положению. Он полагает, что нежелательная огласка не пойдет никому на пользу.
Монета исчезла.
– А это что за мальчишка? – спросил стражник, указывая на Эмерика.
– Сын ее лекаря, – ответила Мину, – на тот случай, если моей хозяйке понадобится в пути какое-нибудь из ее снадобий.
Тот с сомнением покосился на Эмерика, у которого, к счастью, хватило ума придержать язык.
– Давайте живее, – закричал какой-то мужчина из коляски, которая стояла следом за их повозкой. – Что вы там еле шевелитесь?
– В самом деле, нельзя ли побыстрее?
– Вы католики? – спросил стражник.
– Разумеется, – заверила его Мину, доставая четки. Стражник все еще колебался, не зная, к какому решению прийти, и Мину затаила дыхание, но потом он наконец, к ее облегчению, махнул им рукой, чтобы проезжали.
Они быстро нагнали неторопливую вереницу повозок, еле-еле ползущую по мосту между дощатыми палатками, и Мину задышала немного свободнее. Сюда они с теткой выезжали на ее первую прогулку в Тулузе в Великий пост. Из ее любимого кольца тогда еще выпал камень, и они потом отдавали его ювелиру в починку. А вот в этой палатке справа ее дядя начинал свое дело, благодаря которому впоследствии и разбогател, вложив в него деньги, полученные их теткой в приданое.
– Эй, погодите-ка! – послышался сзади окрик. – Да, вы.