Огненные палаты

– Ну тогда еще от одного раза от тебя не убудет, – не сдавалась Мину, – и потом, рассказ отвлечет тебя от мыслей о состоянии твоего желудка. – Она постучала по потолку кареты. – Трогай!

Карета, качнувшись, двинулась вперед, и вскоре они уже с грохотом мчались по склону холма вниз по направлению к крытому мосту через реку Гаронну, по которому им предстояло въехать в город.

Мину слушала Эмерика, и его слова ручейком журчали в ее ушах. За время, что прошло с того дня, когда она помогла Питу бежать из Ситэ, она часто о нем вспоминала. У нее не было никаких сомнений в том, что он благополучно вернулся в Тулузу, хотя, разумеется, достоверно знать об этом она никак не могла. От Беранже ей было известно, что чужак, которого разыскивали за убийство Мишеля, так и не был арестован.

Она прокручивала в своей голове мириады воображаемых диалогов между ней и Питом. Иногда они представляли собой милый обмен любезностями, нежный и обоюдно приятный. В другой же раз она строго пеняла ему за то, что он так легкомысленно подверг Эмерика опасности.

Теперь до него было рукой подать. Где-то в этой блестящей столице, раскинувшейся перед ней, она отыщет Пита.

Глава 24

Бастида

Воскресенье, 15 марта

– Отпусти мою руку, Алис, – прикрикнул Бернар, пытаясь отцепить пальцы дочери от своего рукава. – Тебе придется остаться с мадам Нубель.

– Возьми меня с собой, папа! – заплакала Алис. – Я не хочу, чтобы ты уезжал.

– Ну-ну, petite, – вмешалась мадам Нубель. – Ты выбьешься из сил, если будешь так плакать. Вот, возьми кусочек лакрицы. Она успокоит твое горло.

Алис словно ее и не слышала.

– Почему мне нельзя поехать с тобой? Я буду вести себя тихо, как мышка! Я буду хорошей девочкой.

– Это слишком далеко. Там не место детям.

– Тогда можно я лучше поеду в Тулузу? Я могу жить с Мину и Эмериком. Нечестно, что меня оставляют в Каркасоне одну!

– Ш-ш-ш, Алис, ты будешь не одна, ты будешь со мной. – Мадам Нубель всунула девочке в руку лакричный корень. – У твоего отца нет выбора. Ему нужно уладить кое-какие дела.

– Но это нечестно!

– Ça suffit![20] – рявкнул Бернар, чувствуя себя виноватым и от этого сердясь еще больше. – Не так уж и долго меня не будет.

Мадам Нубель обняла малышку.

– Мы с тобой отлично поладим, ты и я, – сказала она. – Бернар, тебе нужно собраться. Алис успокоится, как только ты уйдешь.

Расстроенный тем, что стал причиной такого горя, Бернар засуетился вокруг дочери, пытаясь ее утешить.

– Меня не будет совсем недолго.

– Куда ты поедешь?

– В горы.

– Куда в горы?

– Какая разница, – сказал он, чувствуя на себе взгляд Сесиль Нубель.

– Если ты поедешь в горы, ты перестанешь грустить?

Слова дочери поразили Бернара в самое сердце. Она была милой малышкой, но у него было такое чувство, что он ее совсем не знает. Ей было всего два года, когда умерла его любимая жена. Замкнувшись в своем горе, он предоставил Мину заботиться о младшей сестричке. Теперь же ее невинный вопрос стал доказательством того, о чем предупреждала Сесиль: его меланхолия наложила отпечаток на всю семью.

Сморгнув слезы осознания собственной никчемности, Бернар внимательно вгляделся в личико дочки. До чего же она с ее темными глазами и буйными кудрями похожа на мать!

– Ты вернешься обратно веселый?

– Да, – пообещал он с уверенностью в голосе, которой не чувствовал. – В горах чистый воздух, он мигом вернет мне душевное равновесие.

– Ясно, – сказала Алис, и ее сочувствие тронуло его куда сильнее, чем ее горе.

– Будь тут без меня хорошей девочкой, – попросил он. – Учи буквы.

– Хорошо, папа.

Мадам Нубель погладила ее по голове:

– Алис, думаю, котенок уже проснулся. Пойди налей ему в блюдечко молока.

Девочка просияла. Она приподнялась на цыпочки, чмокнула отца в щеку и вприпрыжку побежала по лестнице, ведущей в пансион.

– Спасибо тебе, Сесиль, – сказал Бернар.

– Ты ведь едешь в Пивер.

Это было скорее утверждение, нежели вопрос.

Бернар, поколебавшись, кивнул. Какой смысл был отпираться?

– Ты уверен, что это разумно?

Он развел руками:

– Я должен убедиться, что там не осталось ничего, что представляло бы угрозу для Мину.

– Когда мы с тобой говорили об этом две недели тому назад, ты твердил, что никакой опасности нет. Что заставило тебя переменить мнение?

Он едва ли мог дать в этом отчет себе самому, и все же с тех пор, как убили Мишеля, беспокойство его все росло и росло, точно вьюн, карабкающийся по стене.

– Я же рассказывал тебе о тюрьме инквизиции в Тулузе.

– Рассказывал.

– Ужас этого места невозможно понять, Сесиль, если сам там не побывал. Это… это ад. Вопли и зверства, искалеченные люди, которых бросают умирать мучительной смертью в одной камере с теми, кто находится в ожидании допроса. – Он выдохнул, как будто пытался таким образом избавиться от воспоминаний. – Но вот чего я тебе не рассказывал, так это того, что меня тоже держали в комнате с тем самым человеком, которого убили, с Мишелем Казе.

– В чем его обвиняли?

– В государственной измене.

– А у этого обвинения были основания?