Поток теткиных излияний все не кончался. Мину очень надеялась, что Эмерик сможет придумать, чем заняться в своей комнате. Мадам Монфор наверняка посадила его под замок, а поскольку связку ключей она постоянно носила при себе на поясе, ее брата, похоже, ожидало долгое заточение. Ее мысли перескочили на сестричку, оставшуюся в Каркасоне. Она надеялась, что отец дает ей корень солодки от кашля и что он не забыл обрезать сухие ветки на вьющейся дикой розе над дверью их дома, чтобы на их месте могла появиться новая поросль.
Голос тетки вернул Мину обратно к действительности.
– Хотя у нас тут тоже масса искусных швей и портных. Это одна из причин, по которым мой муж решил построить наш дом именно в этой части города. Он всегда ставит мои интересы на первое место. – Тетка понизила голос. – Вообще-то, знай мы, что протестанты устроят в двух шагах от нас, на улице Перигор, свой maison de charité, он бы еще подумал. Это просто позор. Эти люди слоняются по улицам, грязные, оборванные, и попрошайничают. Их всех следует отправить туда, откуда они пришли.
– Может, им некуда больше идти, – пробормотала Мину, задаваясь вопросом, в самом ли деле ее тетушка так считает или просто повторяет то, что слышала от мужа.
– А уж чего стоит этот гуманистический коллеж по соседству, который привлекает самых непотребных типов! Атеистов, мавров с кожей черной как уголь. – Она понизила голос до шепота. – Я не удивлюсь, если окажется, что у них там и евреи есть, хотя, конечно, хуже всего гугеноты. Они заполонили всю улицу и весь квартал Дорада. Уверена, это они приложили руку к похищению из церкви Сен-Тор нашей бесценной реликвии.
Этот неожиданный поворот темы, к тому же уже не первый по счету, привел Мину в некоторое замешательство.
– Реликвии, тетушка?
– Ты разве не помнишь? Был большой скандал. Антиохийскую плащаницу похитили из ковчега посреди бела дня, лет этак пять тому назад. Разумеется, это был не целый саван, а его часть, но все равно. Странно, что ты этого не помнишь, скандал был очень громкий.
– Я всего три надели как живу в Тулузе, тетушка, – тепло улыбнулась Мину.
– Ах, ну да! Ты так быстро успела стать нам родной, что я совсем позабыла. – Она жеманно взмахнула веером и вновь понизила голос: – Я – женщина снисходительная, племянница. Мой девиз: сам живи и другим жить не мешай. Но говорю тебе, я просто не узнаю мой родной город с тех пор, как его заполонили все эти чужаки. И ладно бы еще вели себя тихо, так нет же, вечно кричат о своих обидах во все горло. Будем надеяться, что теперь, когда они построили себе молельный дом, они будут сидеть там и перестанут оскорблять своим видом порядочных людей. – Она вздохнула. – Но я отвлеклась. Я хотела сказать, что месье Буссе всегда ставит мои нужды превыше своих собственных.
– Я заметила, – сдержанно отозвалась Мину, хотя, по правде говоря, ее дядя не ставил жену ни в грош и никогда не упускал возможности проехаться по ней и указать на ее промахи.
Мадам Буссе, похоже, совсем уже было собралась углубиться в очередное извилистое повествование, но тут дворецкий, Мартино, хлопнул в ладоши:
– Mesdames, messieurs, s’il vous plaît… Мадам, месье, пожалуйста… Прошу тишины! Месье Буссе появится с минуты на минуту.
Мину подавила улыбку, представив, как бы отреагировал на столь напыщенный выход ее отец. Дядя был даже не капитулом, а всего лишь его секретарем, но вел себя так, как будто важнее его во всей городской управе никого не было.
Дворецкий вновь хлопнул в ладоши:
– Дамы и господа, представляю вам месье Буссе!
Во двор важной походкой вышел дядя Мину, облаченный в пышное церемониальное одеяние, жесткий гофрированный воротник которого врезался в толстую шею. Его сопровождали еще трое мужчин. При виде настоятеля ордена доминиканцев, неприятного, похожего на хорька человечка с беспокойными руками, Мину поморщилась. Когда в прошлый раз он зачем-то приходил к ним в дом, он прижал ее к стене в коридоре и попытался поцеловать. Ладони у него были потные, а губы слюнявые, и дышал он при этом как выброшенная на берег рыба.
На втором было облачение, сходное с дядиным, – видимо, это был еще один секретарь капитула из городской управы, заключила Мину. Третий, помоложе, был одет в желтый дублет и короткие панталоны с шелковыми чулками и испанский плащ. Мину нахмурилась. Он показался ей знакомым, хотя она не могла вспомнить откуда. Почувствовав на себе ее пристальный взгляд, он обернулся и приветственно ей кивнул, хотя ничто в его взгляде не наводило на мысль о том, что он тоже ее узнал. Все четверо мужчин, казалось, находились в скверном расположении духа.
Извиниться перед женой за то, что заставил ее ждать, месье Буссе даже не подумал.
– Жена, – произнес он отрывисто.
На глазах у Мину довольное выражение слиняло с лица тетки, и она, поморщившись, осторожно положила ладонь племяннице на пояс и подтолкнула ее вперед, к мужу.
– Что-то не так, тетушка? – спросила она.
– Нет-нет, все в порядке, – заверила ее та, бросив взгляд на месье Буссе. – Что-то кости у меня с утра ноют немножко, вот и все.