Огненный азимут

О довоенном разговоре Веры с женой Саморос не знает. Потому и невдомек ему, что Степанида больше не боится Ве­ры. "Просто ошалела под старость,— думает он о жене,— а того и не понимает, что мне теперь не до баб... Да и лучше бы о детях заботилась".

Прусова стала еще более решительной и злой, чем в пер­вые дни своего партизанства. На ней защитного цвета гимна­стерка и широкие солдатские шаровары, добытые Саморосом в деревне. Волосы подстрижены коротко. От этого продолго­ватое Верино лицо покруглело и стало похоже на мужское.

— Дай закурить,— приказывает она Саморосу. — Во рту пересохло.

Саморос молча протягивает кисет, бумагу. Погасшими глазами следит, как неумело, по-бабьи, вертит Прусова само­крутку, рассыпая махорку.

— Спички есть? — снова нарушает она молчание.

Саморос вытаскивает из кармана зажигалку, чиркает. Подносит огонь к цигарке. Бумага вспыхивает, горит сбоку, махорка не загорается.

— Тяни же ты,— возмущается Саморос.— Курец, лихо на тебя! Всыпал бы крапивой — весь век бы помнила.

— Ты лучше своей Степаниде всыпь. Контра была, конт­рой и осталась.

— Тебе ее не понять,— миролюбиво откликается Само­рос.— Имела бы своих детей, иначе бы запела.

Тышкевич присматривается к ним, приходит Саморосу на выручку:

— Зря ты, Никита Левонович, за нами, в лес подался. Ведь говорил я тебе...

— Об этом забудем. Подался, и весь разговор. Отрезано и подписано.

Видимо, разговор о семейных делах Саморосу не по душе. Тышкевич умолкает. Вера курит, а Саморос опять задумы­вается.

Вскоре на полянке появились еще три человека: Платон Бондаренко, коренастый, с медвежьей неуклюжей походкой, бывший директор промкомбината; Игнат Чаротный, невысо­кий, ловкий и немного безалаберный окруженец, которому безразлично, где воевать; Фаня Фрайман — учительница из Росянской школы, секретарь комсомольской организации. Ей негде было жить, потому что староста приказал идти искать своих единоплеменников.

— Едва нашли,— вместо приветствия произнес Бондарен­ко и сразу растянулся на траве.

— Чудо, просто дача! Спасибо немцам за такой отдых, а то вкалывали бы в казарме,— сказал, усмехаясь, Чаротный и чертиком завертелся вокруг Фани.— Фанечка, подожди, по­стелю шинель, а то у тебя платье, как под венец,— выпачка­ешь, а мыть негде.

Они сели рядом и сразу начали шептаться. Тышкевич ко­со поглядывал на них, он был недоволен: война, а они как голубки...

Через час в лагерь пришло еще шестеро мужчин. Идя в Лисьи Ямы, Тышкевич встретил в лесу председателя Велешковичского сельсовета Слюду — тучного, широкоплечего че­ловека, спокойного, даже внешне флегматичного. Слюда си­дел на пеньке возле маленькой, вырытой в чаще землянки и плел лозовые лапти. Если бы не это занятие, Тышкевич, по­жалуй, не подошел бы к незнакомому человеку. А так оста­новился, присел, и они разговорились.

Слюда и еще двое велешковцев скрывались в лесу от ре­гистрации, объявленной бургомистром. Велешковичский председатель сельсовета растерян и напуган неожиданной ре­гистрацией. Он приставал к Тышкевичу с одним и тем же вопросом: "А вы, товарищ, скажите, что делать?.." Наконец Тышкевич предложил:

— Приходи в Лисьи Ямы, а там сообща подумаем, что вам делать. Да и остальных приведи с собой — немцы, веро­ятно, хитрят: сначала всех возьмут на учет, а потом расстре­ляют. Только таких приводи, которых, как самого себя, зна­ешь.

И Слюда привел пятерых. Он сел на пенек и, сняв сапог, стал поправлять портянку. Делал он это не спеша, словно у себя дома утром. От его неторопливых движений как-то сразу стало спокойнее в лагере. Исчезла та нервозность, что было появилась в эту последнюю минуту молчания.

— Ну вот и пришли,— начал он.— Хлопцы как на под­бор... Наши, местные. Хотя последние годы жили далеко от­сюда. Я им, брат ты мой, когда-то путевки в люди давал. Вот это финансист Евгений Николаевич Сорока. Районным банком руководил. Так что трофеи будет кому подсчиты­вать. А это — инструктор исполкома с Западной, Василий Замыцкий. Ну, зачем я вас представляю, сами знакомьтесь.

Еще трое: Иван Иванович Гуляйка — работал в охране базы начальником; Кирилл Осипович Ломазик — был где-то следователем, хоть и не имел юридического образования: нужны были кадры, и его послали в западные области на эту должность. Третий — Петр Андреевич Жибуль — работал тут же на Поддвинье техноруком известкового завода.