— У тебя, может, что закусить найдется? — спрашивал Кривошлык, опираясь о притолоку двери.— Водки принесли, а закуски ни на зуб.
Макар достал из торбы хлеб, лук, огурцы, подал полицаю, потом подумал, вытащил кусок сала. Кривошлык, держа закуску в подоле шинели, почему-то медлил:
— Слушай, пойдем к нам. Еще выспишься.
Пили вчетвером: Кривошлык, Семен Агрызка, Ефим Забудька, полицай с бычьей шеей, и Макар Сидоренок. В фарфоровом блюдце тускло горел фитиль, расплавленный стеарин тихо потрескивал.
Сидоренок охмелел от первого стакана, но все еще рассуждал здраво. Вялый, пьяный разговор то затухал, то разгорался с новой силой. Кривошлык дразнил Забудьку, и тот с пьяной настойчивостью доказывал, что ненавидит "тиллигентов", евреев и коммунистов.
— Мне тиллигенты вот как насолили,— набычив шею, кричал он Кривошлыку.— Бывало, на танец пригласишь — морду отворачивает. Ефим ей не пара. Я докажу ей, кто кому пара.
— Она и теперь на тебя косо смотрит.
— Кто? Маруська? Хочешь, я завтра ее возьму?
— Ну, это как сказать. Хвастаешься!..
— Я? Давай сейчас же пойдем, посмотришь.
— Посмотрю, как она тебя выгонит.
— Да ты что? Забудьку не знаешь? Я на ком хочешь женюсь. А то учителька... Тьфу! Пусть она только слово скажет, я ее завтра же к немцам спроважу.
— Под принуждением можно заставить собаку горчицу лизать. Анекдот знаешь? Помажь собаке горчицей под хвостом — всю вылижет.
— Да ну вас, надоело. Выпьем.— Агрызка налил стаканы, первым выпил до дна.
Потом Забудька с Агрызкой пели блатные песни, слышанные Сидоренком в тюрьме. А Кривошлык развлекал разговорами Сидоренка:
— Ты, чудак человек, не брыкайся. Я тебе прямо говорю. Сташевский, брат, если что надумал, не переспоришь. Знаешь, Макар, плетью обуха не перешибешь — так и тут.
— А он кто, этот Сташевский?
— Псих,— коротко и ясно ответил Кривошлык.— Вбил себе в голову посадить на царство какую-то царскую дочку. Свихнулся поп, вот и несет околесицу. На кой хрен мне эта царица? Но лучше не перечь. Знаешь, как у нас говорят: не трогай кучу — завоняет. Работа у нас не пыльная. Давай пристраивайся, веселей будет...
Макар не ответил.
Потом спали вчетвером на полу. Макар долго не мог уснуть. Слушал, как скрипит зубами Забудька, как сопит, чмокает губами Агрызка. "Убежать, может? — думал он.— Но куда ты убежишь? Свет велик, а спрятаться негде. И бороться с неправдой невозможно. Сломят. Тут надо быть или дубом, или лозой. Лоза гнется, а попробуй, сломи ее!"
Утром Агрызка сбегал в деревню, принес еще две бутылки самогона. Опохмелились. Головы уже не болели, наливались свинцовой тяжестью.
— Ну, что надумал? — спросил Кривошлык.
— Видать, правильно: плетью обуха не перешибешь,
— Ну и лады,— ударил его по плечу Кривошлык.
10
Фашистская Германия напоминала огромный сейф, набитый секретными учреждениями. Армия, расчищавшая им путь, решала только половину той программы, которую намечало национал-социалистское руководство.
В ставку генерала Крейкембона почти одновременно приехали доктор Густав Редлих, представитель управления имперской безопасности, и доктор Аксель, известный антрополог из ведомства Грейфельта. Оба высокие, белокурые, чванливые. Оба с одним и тем же секретнейшим заданием.
Еще в конце лета главное управление имперской безопасности начало работу над генеральным "Планом Отс", планом колонизации, массового уничтожения народов европейской части СССР и выселения так называемых неполноценных рас за Уральский хребет.
"План Барбаросса", созданный задолго до войны с Советским Союзом, в общих чертах намечал то, что вскоре должно быть решено "Планом Ост". В середине июля сорок первого года Гитлер отдал распоряжение о выселении жителей Крыма, а генеральный комиссар Крыма Фраунфельд вскоре составил проект переселения немцев Южного Тироля на крымские земли. Инициатива старательного герра Фраунфельда сразу же была подхвачена управлением имперской безопасности. Позже к составлению и осуществлению "Плана 0ст" присоединилось и имперское министерство Розенберга. Но фактически в подготовке его гебитскомиссары оккупированных областей участвовали значительно раньше.
Среди фашистских антропологов Аксель занимал самую крайнюю позицию к так называемым не арийским расам. По его мнению, народы Советского Союза поголовно принадлежали к самой низшей расе со всеми отсюда вытекающими выводами.
В субботу утром доктор Фридрих Аксель подъехал на штабной машине к резиденции Отто Витинга. Моросил дождь, и холодный балтийский ветер то оседал среди руин, то снова уныло шумел голыми ветвями березок, высаженных вдоль улицы. Низкие серые тучи торопливо проносились над городом; казалось, холодное небо бурлит, как вода в реке у взорванного моста.
Отто Витинг предусмотрительно приказал истопить печь. Комната нагрелась, в ней стояло сыроватое, затхлое тепло.
Доктор Аксель поздоровался сдержанно, однако приветливо. Грея озябшие, синеватые руки о кафель печи, сказал:
— Собачий холод, господин комиссар.
— Прошу выпить рюмочку коньяку.
Аксель брезгливо поморщился. От коньяка у него обычно начиналась изжога.