Русская армия возросла приблизительно в той же пропорции, как и население: к 1914 г. она насчитывала 37 корпусов (не считая казаков и нерегулярных частей)… После японской войны армия была основательно реорганизована.
Начальник германского Генерального штаба, ген. фон Мольтке, в докладе на имя статс-секретаря по иностранным делам фон Ягова, писал (24.11.1914), так оценивая результаты реформ, проведенных в русской армии за период 1907–1913 гг.: «…боевая готовность России от времени русско-японской войны сделала совершенно исключительные успехи и находится ныне на никогда еще не достигавшейся высоте.
Следует в особенности отметить, что она некоторыми чертами превосходит боевую готовность других держав, включая Германию…Русский флот, так жестоко пострадавший в японскую войну, возродился к новой жизни, и в этом была огромная личная заслуга Государя, дважды преодолевшего упорное сопротивление думских кругов…
Исследователи аграрной реформы — датчанин Вит-Кнудсен (в 1913 г.) и немец Прейер (в марте 1914 г.) отмечали успехи закона 9 ноября — «переворота, не отстающего по своему значению от освобождения крестьян». «Это было смелое начинание, своего рода скачок в неизвестность, — писал Прейер. — Это был отказ от старой основы с заменой чем-то неиспытанным, неясным. Столыпин взялся с решимостью и отвагой за эту великую задачу, и результаты показали, что он был прав».
Морис Бэнинг, известный английский писатель, проведший несколько лет в России и хорошо ее знавший, писал в своей книге «Основы России» (весной 1914 г.): «Не было, пожалуй, еще никогда такого периода, когда Россия более процветала бы материально, чем в настоящий момент, или когда огромное большинство народа имело, казалось бы, меньше оснований для недовольства». Бэнинг, наблюдавший оппозиционные настроения в обществе, замечал: «У случайного наблюдателя могло бы явиться искушение воскликнуть: да чего же большего еще может желать русский народ?!»
Трудное наследие досталось Государю, когда Он прибыл в Ставку 23 августа. «Сего числа, — гласил Его приказ, — я принял на себя предводительство всеми сухопутными войсками, морскими силами, находящимися на театре военных действий. С твердой верой в помощь Божью и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской…»
25 августа (5 сентября) (1915 г. —
По инициативе итальянских и швейцарских социалистов в Цим-мервальде собралось 33 делегата из десяти государств — Германии, Италии, России, Франции, Голландии и т. д. Конференция заседала четыре дня. Она вынесла резолюцию, в которой выражалось осуждение «империалистической войне»; высказывалось порицание всем социалистам, которые под предлогом «защиты отечества» идут на сотрудничество с буржуазией, входят в правительство, голосуют за бюджет и т. д. Целью пролетариата объявлялась борьба за немедленный мир. Около трети делегатов, с Лениным во главе, считали и эту резолюцию недостаточной. Ленин говорил, что необходимо «империалистическую войну превратить в гражданскую» и, воспользовавшись тем, что под оружием десятки миллионов «пролетариев», отважиться на захват власти в целях социального переворота…
Последствия Циммервальдской конференции были весьма велики. Было сказано, от имени международного социалистического центра, хотя и «самочинного», то слово, которого во всех странах ждали социалистические круги и вообще все элементы, уставшие от войны. Циммервальдская резолюция, запрещенная во всех воюющих странах, стала быстро известна повсюду, включая Россию; и она дала сильный толчок революционному движению в рабочей и полуинтеллигентной среде…
15 сентября в Ставке состоялось заседание кабинета, на котором Государь отчетливо выразил министрам Свою волю — посвятить все силы ведению войны и не допускать политической борьбы, пока не достигнута победа…
Кампания 1915 г. на Восточном фронте закончилась.
«Россия в настоящее время внесла свой вклад — и какой героический вклад, в дело борьбы за европейскую свободу, — писал Ллойд Джордж[2]
, — ив течение многих месяцев мы не можем рассчитывать, со стороны русской армии, на ту активную поддержку, которой мы до сего пользовались… Кто займет место России, пока ее армии перевооружаются?»«Как мы можем отплатить России за все, что она сделала для Европы?» — спрашивала «Times»[3]
.