Огненный крест. Бывшие

Вспомним Русь после Ивана Грозного. Опустошение своих же земель, которое учинил этот столь искусный грамотному слову государь, сравнимо лишь с нашествием диких орд. А Псков, Новгород, сожженные, побитые хуже, нежели от любого иноплеменного захватчика? А это ведь свой царь, для защиты земель посаженный на престол.

И вскоре после смерти его — мор, смута по всей Руси и, наконец, захватчики в Кремле. Долго болела Русь, но перемогла надрыв.

Так и большевизм с его огнедышащими вождями Лениным, Сталиным и всей последующей мелкотравчатой ратью — надорвали народ, запакостили землю. И от этого приключились одичание душ и развал государства…

Вполне обоснованны эти сравнения. Оба ведут корень от надрыва, истощения народных сил и, конечно же, обилия крови…

Чуя смерть, богомольный Иван Четвертый по прозванию Грозный (более позднему, от народа) составил для поминания список загубленных им людишек — надо полагать, на тысячи имен. А пусть отмаливают его грехи и душегубство церковные иерархи, а он делал свое трупное дело и делать будет. На то они, церковники, и поставлены Богом, дабы отмаливались земные грехи.

Любопытно было бы почитать подобный поминальничек от руки Владимира Ильича. Для начала поправимся: свое дело он не считал душегубством — и писать там разные списки категорически отказался бы. Но мы допустим… Тогда, наверное, он не дрогнув вписал бы несметное множество имен, ибо уничтожал не просто непокорных, там тысячи людишек, а часть народа — это уже не ручеек крови. И список этот не вместило бы ни одно из книгохранилищ мира, поскольку жертвы его, Ульянова-Ленина, вписываются в тот поминальник и доныне.

Тут такие Василии Грязные да Малюты Скуратовы с Федьками Басмановыми под рукой оказались, свое убойное дело справляли лихо, не хуже головорезов опричников, что ужас посеяли на Руси. Существовала опричнина всего-то семь годков и минуло с того времени четыре века с вершком, а крестятся православные до сих пор, вспоминая ее и изверга царя.

Да и такое было: водились, и немало, палачи-бессребреники, убежденные; как сказали бы сегодня — идейные. Тоже служили идее из крови и трупов — на том ставили свою власть изуверы во все времена, а оправдывали все тем же — благом или государства, или человечества, или Христа. Палачи-фанатики — это залежалый, но жутковатый товар истории.

Малюта Скуратов настолько перезалил кровью Русь — после его гибели имя этого опричника, любимца кровавого самодержца, в общем-то довольно распространенное на Руси, начисто исчезло из обращения на рубеже XVI–XVII веков. Отказались русские мужички и разный посадский люд крестить и поганить детей иродовой кличкой. Так и сгинуло на Руси это имя — Малюта.

Малют не стало, а Владлены не перевелись.

Не могла их революция не завершиться крахом и разложением, в котором потонули без всяких видимых следов все самые проникновенные и человечные лозунги, все идеалы и «гениальные предвидения».

Обратимся к рассказу А. Брота — шофера Василия Сталина (сына незабвенного вождя)[147].

«До 1944 года я был водителем у командующего бронетанковыми войсками П. Рыбалко, а после ранения возил замнаркома заготовок. В 1947 году я познакомился со знаменитым футболистом Всеволодом Бобровым и стал возить армейскую футбольную команду. Мне было тогда около 30 лет, носил звание старшины…

В один из ближайших дней Бобров отвез меня в штаб на ул. Осипенко. Меня принял Василий Сталин. Он поинтересовался, знаю ли я «иностранные» машины. Я ответил, что некоторые знаю. Тогда он вызвал своего адъютанта Виктора Полянского и приказал оформить меня шофером, но поставить на довольствие штурмана в особом отдельном авиационном полку…

Вскоре после оформления на работу спецводитель с «паккарда» посадил меня за руль одной из «моих» машин и стал показывать «трассу» Василия Сталина. Я ехал осторожно, соблюдая все правила движения. Но эмгэбэшник (тогда был не КГБ, а было МГБ. — Ю. В.) сказал, что «у них так не ездят». Я понял, что для них дорожных правил не существует. А хозяин якобы такую езду не любил.

С ним, кстати, я ездил редко. Когда он был выпивший (а таким он бывал часто), он, сидя рядом, нажимал ногой на педаль газа. Требовал, чтобы машина выезжала на тротуар, встречную полосу. Наконец он понял, что я не для него. Но водитель все же нужен был дома и на даче. Поэтому меня не уволили.

Сначала Сталин-младший жил в «Доме правительства» («сером») на берегу Москвы-реки, а потом переехал на Гоголевский бульвар, в дом 7. До него там жил генерал Власик, начальник личной охраны Сталина. Он вроде бы проштрафился, и его из этого особняка выселили. Туда и вселился Василий. Там были шоферская, адъютантская, приемные залы, кабинет, бильярдная, она же кинозал, гаражи, спальни, столовые, кухня. Жизнь у них там, наверху, была особенная. Там — совершенно другой мир, другая обстановка. До того, как я узнал этих людей поближе, имя Сталин было свято для меня. Когда я окунулся в этот мир, то понял: мы для них букашки, мы ничто. Нас можно посадить, убрать со своей дороги…