Огненный мост

– Позавчера. Двести восемьдесят килограммов. И пять дней назад еще двести. А это то, что привезли вчера ночью.

Буторин и Коган переглянулись. Около пятисот килограммов взрывчатки. Для чего?

Оба молча двинулись к машине. Надо срочно доложить Шелестову.

Пуля угодила Герхарду Пройссу прямо в живот. Немец согнулся и со стоном повалился на бок.

– Догони… Надо догнать… Я не сумел…

Сосновский выстрелил вслед убегавшему Вильгельму.

– Лежи, я сейчас! Вон уже бегут люди. Тебе помогут.

Он поднялся и кинулся вслед за Вильгельмом. Перепрыгнув через одно тело, потом через второе, Михаил с удовлетворением отметил, что боевых навыков он еще не растерял. Успеть почти за секунду двумя выстрелами свалить двух человек, которые находились на расстоянии десятка метров друг от друга, да еще с нацеленными в тебя автоматами, – это мастерство.

«Я их убил, а от мертвых сведений не получить». Это огорчало. Но уж главного-то надо взять живым. И только живым.

Сосновский бежал между разрушенными стенами старых цехов. Вильгельм мог оказаться за каждым поворотом, за каждой стеной, за кучей строительного мусора или в любом оконном проеме. Но сейчас Михаила не столько страшило то, что он может получить пулю, сколько то, что можно упустить немца.

Но Вильгельм явно не был настроен на поединок в развалинах. Сосновский услышал хруст щебня, потом где-то впереди осыпалась часть стены и мелькнула длинная фигура. Михаил прибавил ходу. Он бежал, как его учили бегать по пересеченной местности: размеренно, чередуя длину каждого шага, никаких рывков, ни растягивания шага, ни его сокращения. Это все сбивает дыхание. Если хочешь бежать долго, беги ровно.

Пуля ударилась в стену сантиметрах в двадцати от головы Сосновского. Он ругнулся и отпрыгнул в строну. И тут же снова рывок вперед. Ни секунды передышки диверсанту. Пусть паникует, пусть защищается. Напрочь отобрать у него инициативу. И гнать, гнать. Следующего выстрела он Вильгельму сделать не дал, выстрелил первым. Было видно, как пуля ударилась в штукатурку возле головы диверсанта, засыпав его лицо мелкой строительной пылью. Вильгельм отпрянул, стал плеваться и тереть глаза. Сосновский снова выстрелил, теперь уже противнику под ноги. Вильгельм опомнился и снова бросился бежать, не целясь, дважды выстрелил назад в сторону преследователя.

– Стой, Вильгельм! – закричал Сосновский. – Тебе не уйти. Если не сдашься, тебя пристрелят по законам военного времени. Стой!

Все, дальше его отпускать нельзя. Еще немного, и он уйдет в лес. Сосновский побежал быстрее, чувствуя, что дыхание он себе все же сбил. «У меня пять патронов в магазине, у Вильгельма всего три. Надо его калечить или заставить опустошить обойму до конца. И тогда – на прямой контакт и брать его голыми руками. Без вариантов. В лесу мы его не найдем, потому что собак привезут только через несколько часов. А тут железнодорожные ветки и шоссе. Он в любую сторону уедет уже через двадцать минут, и мы не будем знать, в каком именно направлении».

Перемахнув через разрушенную стену, Михаил ловко срезал часть пути. Немец бежал по большой дуге, не зная, что здесь есть пролом. «Вот тут ты мне и попадешься, – злорадно подумал Сосновский. Он спрыгнул вниз и побежал по ровной траве, как на стадионе. – Вон до того угла – и все».

Вильгельм оказался хорошим бегуном. Он выскочил из-за угла неожиданно и гораздо раньше Сосновского. Возможно, он даже специально побежал по такой длинной дуге, чтобы его преследователь поверил, что опередит противника. У немца это получилось. Он выстрелил на полсекунды раньше, когда Михаил не успевал увернуться, броситься на землю или за камни. Тупая резкая боль ударила в плечо, и Сосновский понял, что промазал. Он пробежал еще несколько шагов и почувствовал наваливающуюся слабость. Михаил остановился и поднял руку с пистолетом. Мушка плясала перед глазами и никак не хотела совмещаться с фигурой убегающего человека.

В этот миг что-то резко навалилось на Вильгельма, сбило его с ног. Два мужских тела покатились по битым камням. Сосновский, зажимая кровоточащее плечо, опустился на плиту и прижался к стене. Он смотрел, как Шелестов, матерясь, выдергивает из брюк Вильгельма ремень и стягивает им руки немца. Потом поднял его на ноги. Около Сосновского он свалил стонущего диверсанта на камни и присел возле Михаила:

– Допижонился?

– Да ладно тебе, – вяло улыбнулся Сосновский. – Мы же его все равно взяли!

– Мы? – изумился Шелестов. – Ладно, мы с тобой его взяли. Правда, ты подставился под пулю.

– Пустяки. Навылет и кость не задета. А мясо заживет. Вот Герхард плох – пулю в живот получил. Не выкарабкается наш антифашист. Жаль парня, он нам здорово помог.

– Не каркай, все будет хорошо. Я видел, как его в машину грузили. Заштопают! Главное вот. – Максим кивнул на корчащегося немца. – Очухался?

Маринин протянул Буторину листок бумаги. Тот стал бегло читать. Потом поднял глаза на Когана.

– Что? – спросил Борис.