Огненный плен

То, что я увидел вокруг Подвысокого, не укладывалось в моей голове. Казалось, перепаханы даже леса вокруг деревни. Десятки, сотни трупов русских солдат и командиров — их стаскивали пленные в ямы, чтобы закопать. Вокруг непереносимо пахло гарью, ветер не смог выветрить прокопченные леса даже за неделю. Сладковатое трупное амбре витало над землей, дурманя нас и калеча. Если бы не сельчане, тайком передававшие нам хлеб, нам всем пришел бы конец. Немцы, для которых эти передачи тайной не были, особенно не карали. Можно сказать, что расстреливали они одного из десяти, получивших пищу. Так, для поддержания тонуса. Чтобы не подумали мы о переменах в нашей участи к лучшему. Приказ не мешать передаче продуктов пленным прозвучал для меня неожиданно. Вечером первого дня нашей работы я таскал кирпичи к водокачке и случайно услышал, как один немецкий офицер говорил другому: «Пусть кормят. Наши кухни рассчитаны на приготовление пищи для двух тысяч человек. Их там шестьдесят тысяч, и нельзя допустить, чтобы они передохли. Здесь некому будет работать… Пошел, скотина!..» — И я получил мощного пинка по ногам, отчего едва не свалился.

— Нам нужно бежать, — сказал вечером Мазурин, присматриваясь к небу.

— Не сегодня, — отрезал я.

— Ты боишься?

— Я опасаюсь. Это два разных понятия. Мы не в пионерском лагере. Поймают, не пожурят, а шкуру спустят.

— И что ты предлагаешь? Горбатиться на этих скотов?!

— Заткнись, идиот! — вскипел я. — Мне нужен еще хотя бы один день.

— Для чего, Касардин? — сжав челюсти, просипел капитан.

Я заглянул в его сияющий злобой глаз.

— Чтобы послушать, о чем они говорят, чекист. Куда бежать? Какова обстановка? Где мы напоремся на засаду? Ты глаза лишился или мозга?

Мазурин обмяк.

— Тогда слушай побыстрее.

Совет идиота.

— Хорошо, я буду слушать очень быстро.

— Я имел в виду…

— Понял, понял, что ты имеешь в виду! Бери кирпичи и клади…

Пока Мазурин с интендантом занимались кладкой, я бродил по поляне, из которой водокачка торчала, как гриб, и рассматривал окрестности. Немцы — народ педантичный. Если сегодня здесь стоит часовой, значит, он и завтра стоять будет здесь, а не в другом месте. Меж водокачкой и окраиной Подвысокого виднелась дорожка, заваленная дерном и обломками бревен с верхней части водонапорной башни. Скорее всего здесь и пролегала тропа, по которой ходили сюда рабочие. И тропа упиралась в лес и утопала в нем. Что это такое? Дорога в соседнюю деревню скорее всего.

Я присмотрелся к кромке леса. Там прогуливалось сразу несколько немцев. Скрываться в ту сторону при побеге — безумие. Уходить нужно мгновенно. Тихо, незаметно. Один рывок — и тебя уже нет. Еще один — и ты в укрытии. Третий — и он уже не должен закончиться, потому что третий рывок — это бег, бег, бег…

Получив очередной удар по спине, я выгнулся и машинально выматерился.

Следующий удар пришелся по почкам. Зачем меня так бить? Я не жалуюсь, мне просто удивительно. Зачем так бить? Я не сделал этому чернявому солдату ничего плохого.

— Кирпичи! — заорал сверху Мазурин, показывая мне руками, что пора нести. Как интересно это выглядит, если не догадываться, что так он прекращает избиение меня — русский кричит русскому слово «кирпич» и показывает ладонями прямоугольник.

— Быстрее! — Солдат пнул меня ногой, и я стал собирать в стопку на левой руке три кирпича. Больше нести я просто не мог. — Наверх! — Он вскинул руку. — Наверх! Мало! — закричал он, видя, что я держу всего три кирпича, и этот семинар строительства заинтересовал еще двоих.

Закинув автомат за спину, он с улыбкой сатира стал накладывать мне на руки новые кирпичи.

— Наложи по брови! — услышал я, и все трое засмеялись.

— Нести! — приказал немец, когда в руках у меня оказалось семь кирпичей. — Нести, русская свинья!

Я шатался. Пот бессилия выступил у меня на лбу. Я знал, что столько мне не поднять наверх.

— Три рейхсмарки, Курт, что этот плебей не донесет свою ношу!