Огненный рубеж

Коней оставили в зарослях ивняка под надзором двух воинов, остальные, по двое, тихо вошли в воду и поплыли по-собачьи, почти беззвучно, держа над головами узлы с одеждой. Из оружия взяли только ножи и луки – охотники как-никак. Так, двойками, выбрались на левый берег и разбрелись в разные стороны, оставив примету – надсеченную наискось молодую иву.

Димитрий, готовясь к походу, специально выбрал для себя обычную одежду холопа – не новую, но и не сильно рваную. На ногах у него были привычные лапти, а в дорожной суме – тыковка с водой, нож, кресало, трут да горбушка чёрного хлеба. Ну, идёт себе молодой парень в ближайший город счастья искать – в подмастерья к кузнецу или кожемяке.

Напарником Димитрий на сей раз выбрал себе настоящего кыпчака, молодого, почти мальчишку. Но это и хорошо. Такой не станет спорить – будет делать всё, что скажут. И старательно. Ему главное отличиться, тогда появится возможность попасть в оруженосцы к какому-нибудь мурзе или хотя бы сотнику… Звали мальчишку Куян. Был он сирота и настоящего имени своего не помнил, только прозвище. Был он быстр, шустёр и смекалист, как его названный собрат из четвероногих.[11]

Вдвоем они продрались сквозь прибрежные заросли и выбрались на торную дорогу, что шла от Олексина до Калуги. В столь ранний час дорога была пустынна и тоже почти полностью залита утренним молоком.

Поеживаясь от пробиравшейся под рубаху сырости, Куян спросил:

– И куда мы теперь пойдем? Направо или налево?

– Один туда, другой сюда, – строго ответил Димитрий. – Я выбираю – направо. Смотреть в оба, со встречными путниками по возможности в разговоры не вступать, а с попутчиками наоборот. Запоминать всё, что увидишь и услышишь. На закате встречаемся здесь же и уходим назад, за реку.

Куян согласно покивал, поддернул штаны и вразвалочку пошлепал по мягкой пыли дороги в сторону Калуги. Димитрий проводил его взглядом, пока Куян не исчез в тумане, и направился к родному Олексину.

Он шёл по обочине, по щиколотку погружаясь в прохладную с ночи пыль, всей грудью вдыхая прозрачный предутренний воздух, казавшийся сладким, как первый мёд. Вдоль дороги по левой стороне плотно стояли березы вперемешку с ясенями, ильмами и орешником. Справа, ближе к реке, царствовали ивы и талины с густым подлеском из осокоря, бодяга и белоголовника. Жидкое молоко, залившее дорогу, начало понемногу волноваться и стекать в лес – это со стороны невидимой реки потянул лёгкий ветерок, предвестник просыпающегося солнца.

До Олексина было не менее двух десятков верст, и при желании Димитрий мог бы пройти это расстояние до полудня – очень хотелось побывать в крепости! – но он знал, что нельзя туда соваться. Пока нельзя. Сейчас он – лазутчик!.. Но как же быть с важной вестью?.. Как и кому ее передать?.. Воевода Холмский говорил, что с Димитрием непременно свяжутся, дескать, придёт человек и покажет заветный лоскут с княжьей печатью… Но никто так и не пришёл. А ведь, судя по всему, не ждут здесь орду!

Месяц целый Димитрий со своей десяткой лазает вдоль Оки по обе стороны, а никаких признаков подготовки к встрече неприятеля не заметил. Редкие конные разъезды у бродов и засек, и – всё!.. На дорогах тоже никакого догляда за проезжающими. Можно хоть сотнями просачиваться на левый берег, переодевшись в мирское да холопье…

А между тем Степь уже гудит от края до края, отзываясь на клич великого хана. Уже стекаются к его девятихвостому бунчуку сотни и тысячи бывалых и молодых, смелых и ловких воинов – татар, кыпчаков, башкир, булгар. Силища растет несметная – как с ней совладать, если не готовиться загодя?..

Солнце успело подняться над Окой и прогнать последние языки тумана вглубь березняка, когда Димитрий услышал впереди глухой перестук копыт и голоса. Он счел за благо не светиться и нырнул в высокий кипрей, быстро подтянулся и удобно расположился в развилке старой ивы, невидимый с дороги.

Скоро из-за поворота в полусотне саженей показались несколько всадников. Первые двое, ехавшие впереди, были дозорными – ратники в лёгкой чешуйчатой броне с луками и сулицами. За ними в десятке саженей неторопливой иноходью следовали ещё четверо. И первым – крупный человек в боярском охабне поверх брони, показавшийся Димитрию смутно знакомым!

Всадники ехали неспешно, поэтому Димитрий успел рассмотреть боярина и даже растерялся немного. Он узнал его – воевода Беклемишев! – но не мог решить: на удачу или на беду эта встреча?..

Времени на раздумье у него совсем не осталось. Верховые почти миновали его схрон. И Димитрий сказал себе: немедля или никогда!

Спрыгнул с дерева и кубарем выкатился из зарослей прямо под ноги лошади боярина. Та всхрапнула и дернулась в сторону, но всадник удержал испуганное животное и пристально уставился на Димитрия. А тот, старательно изображая испуг, принялся бить поклоны и бормотать извинения. Ратники уже окружили его и теперь явно намеревались оттеснить обратно на обочину, освобождая боярину путь. Но Беклемишев вдруг поднял руку и приказал:

– Стойте!.. Поднимите его!..