Огненный ручей

Исчез за сеткой дождя аэродром с одиноким силуэтом самолёта, исчез и маленький домик аэропорта, и потяну¬лись поля, поля… Зелёная пшеница под ветром ходила вол¬нами.

На булыжном шоссе машину бросало из стороны в сто¬рону. Шофёр пытался объезжать рытвины и ухабы, но их было так много, что не успеешь миновать одну колдоби¬ну — колёса уже попадают в другую. Объезжая разрушен¬ный мост, машина сползла в кювет и, натужно кряхтя, мед¬ленно продвигалась по коричневой жиже.

А взрослым дождь был нипочём, словно его и вовсе не было.

— Серьёзное у нас положение…— говорил парторг, об¬ращаясь то к Семёну Петровичу, то к Ивану Васильевичу.— Подходит к концу восстановление теплоэлектроцентрали и монтаж слябинга, в цехе проката тонкого листа тоже идут дела неплохо, а вот с домной загвоздка. Кто говорит, что надо новую строить, а кто — старую восстанавливать.

— Я знаю обо всех проектах,— сказал Семён Петро¬вич.— Обсудим их ещё раз, а главное — посмотрим домну. Козла, кажется, уже разделали?

— Разделали на днях. И досталось же нам крепко! Взрывами рвали чугун. Полторы тысячи тонн было! Ред¬кий случай, но, в общем, хорошо вышло, чисто. Мы до¬вольны.

— А как мартеновский цех? — спросил Иван Василь¬евич.

— Там печи уже кладутся. А всё было разворочено: и фундамент и корпус. Уж гитлеровцы постарались — завод подрывали по плану. Здесь у нас разных мин и бомб столько было понатыкано, что лучше и не ходить. И сейчас еще можно увидеть на опорных колоннах цехов буквы «Р». Это по-немецки Реиег — огонь. Так они отмечали, куда нужно динамит подкладывать. Там одних сапёров сколько рабо¬тало с миноискателями…

— Очистили?

— Очистили. А вот в одном из домов наши люди целый склад боеприпасов обнаружили. Отрыли заваленную землёй дверь, открыли её, а в подвале — артиллерийские снаряды, противотанковые мины, бомбы… Ну что делать! Подрывать на месте; этот «гостинец» так ухнет — все дома в округе снесёт. Решили обезвреживать. Взяли десять смельчаков и давай выносить всё это «хозяйство» на улицу. И вдруг, когда уже очистили половину подвала, один из сапёров при¬слушался. Где-то часы тикают. А саперы уж знают: если часы рядом со снарядами тикают, лучше самим тикать отсюда…

— А почему? — спросил Андрюша.

— Такие часы — с подрывным устройством. Они отрабо¬тают своё время — ударник ударит по капсюлю-детонато¬ру и… взрыв всего склада! И, кстати, такие склады мы об¬наружили и под домной и под кауперами…

Андрюша слушал взрослых и чувствовал, что совсем не понимает их разговора о доменном производстве. Но о «под¬рывных» часах ему всё было понятно.

Андрюша имел представление о работе отца, знал, что домна — это такая печка, где из руды выплавляется чугун, что в мартеновском цехе из чугуна варится сталь. Но о ка¬ком-то «козле», которого взрывали, о слябинге слышал впервые. А расспросить обо всём этом отца сейчас, при чу¬жих, ему было неудобно.

Завод находился далеко от Жигачёва, и сам город остался в стороне. Чтобы сократить путь, шофёр повёл ма¬шину в объезд, другой дорогой.

Когда машина, сбавив ход, проезжала через какое-то село с маленькими белыми домиками, окружёнными куста¬ми сирени и низкими деревьями, впереди на шоссе показа¬лась невысокая фигура босого мальчишки. Штаны у него были подвёрнуты до колен, мокрая незаправленная рубаха прилипала к телу. Он шёл, широко размахивая каким-то мешком, и то и дело подбивал ногой лужи.

Услышав гудок машины, он обернулся. Поравнявшись с ним, шофёр притормозил:

— Афоня, откуда топаешь?

— Со станции,— ответил мальчишка и поставил ногу на колесо.— Я с подсобного хозяйства еду.

Забравшись в кузов, он поздоровался со всеми и присел на корточки, держась руками за борт.

— Чего на подсобном делал? — обернувшись, спросил у него парторг.

— У тётки гостил, конюшню белили.

— И ты белил?

— А чего ж тут особенного? Я эту науку давно знаю. Выучился у тётки.

— А как учебный год закончил?

— Две троечки, а остальные четвёрочки.

— Ну-ну, смотри! — Парторг одобрительно похлопал Афоню по плечу.

Афоня был рыжий, курносый, с широким лбом, за¬брызганным крупными веснушками. Андрюше он понра¬вился сразу.

— Садись ко мне,— сказал Андрюша, пододвинувшись на скамейке,— здесь лучше.

Афоня подсел, но накрыться брезентом отказался.

— Не на клею разведён, не расползусь,— сказал он и тихо спросил: —А у тебя курить есть?

— Я… я не курю,— оторопел Андрюша и осторожно по¬смотрел на отца: уж не слыхал ли он этого разговора?

— Родителей боишься! — усмехнулся Афоня.— А ты откуда едешь?

— С аэродрома. Я с папой из Москвы прилетел.

— Из Москвы прилетел? Иди ты! — недоверчиво поко¬сился Афоня.

— Честное пионерское! — ответил Андрюша.

— И где же ты там живёшь — на Красной площади?

— На Красной площади — там никто не живёт,— со знанием вопроса сообщил Андрюша.— Там Мавзолей стоит, Исторический музей, храм Василия Блаженного… А когда архитектор закончил строительство этого храма, говорят, ему царь глаза выколол. Взял иголку и выколол!

— Это за что же? — с волнением спросил Афоня.

— А чтобы он больше нигде такие красивые храмы не строил!