Голос Эша унял мой страх, и я снова положила голову на кровать. Он одной рукой обнял меня за талию и прижал к себе. Тепло его тела проникло в мое, успокоив боль и оставшееся напряжение в мышцах.
Я свернулась в его объятиях и зарылась лицом ему в шею, вдохнув запах. Мягкое пушистое тельце лежало на моей шее. Пета опустила голову и сказала:
— Спи, Ларк. Спи, и завтра утром мы уйдем.
Но уйду ли я? Или сделаю, как приказала Богиня-мать? Мысли путались, а тело сжималось и подёргивалось, когда я уснула беспокойным сном. Неподчинение означает, что я брошу огненных змей сражаться в одиночку. Вспомнились глаза Шрама, их мягкое аметистовое сияние.
Утро наступило довольно быстро, мерцающий свет, льющийся из отражающих тоннелей, вывел меня из оцепенения. Словно плавающие по воздуху пылинки, до меня доносились голоса. Голос Смоук был таким же хриплым, но в нем слышалась боль.
— Мне плевать. Просто… он не мог исчезнуть. Не мог. Он был моим сыном. Она взвыла, и я уже была готова пойти к ней не раздумывая. Эш лежал рядом, скинул с меня простыню и ахнул.
— Ларк, твоя спина.
— Знаю, похоже на тоннели червей и гусиное дерьмо.
— Вовсе нет, сказал он.
Он взял меня за руку, не давая уйти. За ту руку, которая была обожжена. Ожог сошел почти полностью, а на его месте осталось тату. Лоза насыщенного зелёного цвета с фиолетовыми шипами обвивала предплечье.
— Твоя спина такая же, как и прежде, — сказал он.
Богиня-мать всё-таки исцелила меня. Я закрыла глаза и прошептала ей слова благодарности.
Ещё один вскрик Смоук вернул меня к настоящему моменту.
Я споткнулась из-за того, что мои ноги с трудом могли согнуться. Как долго я пролежала в отключке? Я думала, что прошел всего лишь день, но в последний раз, когда я себя чувствовала подобным образом, я проспала неделю, пока проходила испытание у Богини-матери.
Гостиная освещалась мягким сиянием свечей, их свет мерцал на мрачных лицах. Бранд сидел рядом со Смоук и крепко обнимал ее, а по его собственному лицу текли слезы. Двое старших сыновей, Страйкер и его брат Кано, стояли у дальней стены, и их лица тоже были мокрыми от слез, а грудные клетки судорожно вздымались.
Страйкер шагнул вперёд.
— Мама, я не знал, никто из нас не знал.
Бранд встал, когда Смоук протянула руку к старшему сыну и прижала к себе.
— Я знаю, это не твоя вина. Богиня-мать отвернулась от нашего народа.
Меня шокировали ее слова, и мне пришлось прикусить язык, чтобы не задать, готовый сорваться с языка, вопрос: «Где Тиндер? Где маленький мальчик с озорными глазами и яркой индивидуальностью? Тот, у которого никогда не иссякал поток вопросов?»
Я ахнула, когда до меня дошло. Не имело значения как, но я поняла… Тиндера больше нет. Бранд взглянул на меня мельком, и в его глазах не было ни капли злобы.
— Вы можете идти, Терралинги. Фиаметта объявила, что вас никто не держит.
Он опустил глаза и крепче обнял жену. Я шагнула вперёд и села на колени перед Смоук. Она проявила ко мне доброту, одна из немногих в Шахте.
— Смоук.
Её глаза скользнули по мне, серые центры радужек, напоминающие о ее имени, были омыты слезами.
— Здесь для тебя небезопасно, Ларк.
Я покачала головой.
— Похоже, для вас здесь тоже небезопасно. Как это случилось?
— Я же сказал, — Бранд схватил меня за руку и поднял на ноги, — ты можешь уходить. Тебе этого недостаточно?
Я не отпрянула, а наоборот придвинулась ближе.
— Скажи, что случилось. Может быть, я смогу помочь.
Эш испустил тихий стон.
— Снова начинается Глубина.
Я недовольно взглянула на Эша, и он больше ничего не добавил. Бранд сжал мои руки сильнее, и на какое-то мгновение давление на мои предплечья достигло такой силы, что я подумала, что мне придется отступить, потому что он прямо таки вдавил сухожилия в кости.
— Мы пошли поплавать в Шахте, — нарушил тишину Страйкер.
Бранд отпустил меня, и его рука безвольно повисла. Страйкер подошёл к Смоук и обнял ее, поддерживая ее настолько же, насколько и она поддерживала его. Его юное тело дрожало от челюстей и до коленей.
— Тиндер побежал вперёди нас, — продолжил он, — и прыгнул в Шахту. Он был в порядке, он смеялся и плескался. Клянусь.
Я нахмурилась, но промолчала. Наверное, на Тиндера кто-то напал, кто-то ударил его. Хотя я с трудом могла представить, что кто-то мог навредить ребенку, особенно такому милому как он.
В голове возникло воспоминание о Брэме, которого отняли у меня, от этого в меня словно врезался бык на полном ходу, и я тихо вдохнула. Я понимала, что нет никакой логики в том, чтобы Кассаве убивать Тиндера. Даже если я и успела привязаться к нему, что ей с того? Я не находила этому объяснения, но все равно хотела обвинить ее в ещё одной смерти. Я собрала все силы, чтобы не проронить ни звука и позволить Страйкеру продолжить, когда он будет готов.
У него был отсутствующий взгляд, словно он видел то, чего больше не видел никто. По его телу пробежала дрожь.