Всего одно слово, и оно дрожью прошло по моему позвоночнику, мощь, с которой она произнесла каждый слог, имела первобытные корни. В голосе не слышалось теплоты, как прежде. Она призвала меня, и я должна была ответить.
Моргнув, я села. Мы находились в Крае, среди исполинских секвой, слегка колышущихся из-за бриза. Низкие облака проплывали сквозь ветви деревьев, но в отличие от обычных белых облаков, распадались на бледно-сиреневые фрагменты, которые, казалось, оставались повсюду. Богиня-мать стояла под самым большим деревом в лесу, которое охватывало не меньше, чем пятнадцать футов с каждой стороны от нее. Насыщенный красно-коричневый цвет ствола гармонировал с нежным кремовый цветом ее одеяния и длинными светло-золотистыми волосами, на тон светлее моих. Меня всегда немного смущало, что она являлась ко мне в образе моей собственной, давно уже покойной матери.
Я склонила голову.
— Матерь.
— Дитя, ты спасла Эша от смерти. Молодец.
Она коснулась рукой моей макушки.
У меня на языке вертелось множество вопросов, и я пыталась понять, с чего начать.
— Просто спрашивай как есть, Лакспер, — сказала она тихо, но уверенно, и я перестала задумываться над формулировками.
— Мужчина в плаще, назвавший себя Черным Дроздом, почему ты сказала ему исцелить меня? Он же козел.
Ну да, наверное, нельзя так грубо говорить с богиней, но я должна была знать. Я чуть приподняла голову, чтобы увидеть ее лицо.
Ее глаза были закрыты, словно она глубоко задумалась.
— Он, как и ты, мое дитя. Он служит мне по-особенному, хотя ты не сможешь понять его роль, пока не дойдешь до конца своего пути. Нужно соблюдать баланс. Для всего хорошего должно быть и плохое, — последовала тяжёлая пауза, пока она глубоко вздохнула. — А сейчас я попрошу тебя ещё об одном, о задании, которому, я знаю, ты воспротивишься. О задании, о котором ты, вероятно, уже догадалась.
Я вздрогнула от страха. Ее слов хватило, чтобы довести меня до грани и поднять новый вихрь вопросов.
— Я твоя слуга, — прошептала я.
— Ты останешься в Шахте и спасёшь огненных змей.
— А почему ты сама не остановишь Фиаметту? Что я могу сделать такого, что будет лучше, от того, если сама явишься к ней и поставишь на место?
Её губы изогнулись в лёгкой усмешке, она присела рядом со мной на колени и потянулась ко мне.
— Дитя, есть правила, определяющие порядок в мире, правила даже для таких, как я. Мой консорт объявил правило, когда попытался воздействовать на события, — она прикоснулась к зубу грифона, висевшему у меня на шее, — и однажды ему придется ответить за это. Помни то, что я сказала, что бы ни случилось. Правила созданы, чтобы защитить тебя, обезопасить и уберечь твою душу.
Я не смогла сдержать вздоха.
— Короче говоря, ты имеешь в виду, что не можешь остановить Фиаметту?
— Верно. Правила и свобода воли идут рука об руку с начала времен, — она встала одним плавным движением, словно никогда и не сидела рядом со мной. — Спаси огненных змей, Лакспер. Это то, чего я жду от тебя, сделав так, ты спасёшь множество жизней.
Богиня-мать положила руку мне на спину и, выдыхая, издала звук, похожий на стон от боли.
— Тебя не должны были наказывать, но я не могу обратить время вспять. Мы все совершаем ошибки, Лакспер. Даже я.
Она проследовала пальцами по углублениям и неровностям ран, и я смогла увидеть свою спину, как на картине. Она была практически полностью повреждена, мышцы и связки прожжены и разорваны, местами проглядывал позвоночник. Человек в плаще, Черный Дрозд — хотя я сомневалась, что это его настоящее имя — мог исцелить мою спину, но, как сказал он сам, нельзя исцелить то, чего не осталось.
Её пальцы касались моей кожи, словно танцующие бабочки.
— Спаси огненных змей, и я всё исправлю.
У меня просто челюсть отвалилась, и снова во мне забурлил гнев, как вьющаяся лоза, у которой никак нельзя вырвать все корни, не важно, как глубоко ты будешь копать. Такие лозы всегда найдут новое место, чтобы взойти.
— Сначала исцели меня, — сказала я, не опуская глаз.
Богиня-мать уставилась на меня, ее глаза не выдали ничего, но в тоне чувствовалось больше, чем просто гнев:
— Это не торги, дитя.
— Но я думаю, что они самые. Кто ещё у тебя есть в Шахте с достаточной силой, чтобы остановить Фиаметту?
Часть меня с трудом понимала, зачем я сейчас препиралась.
Богиня-мать сделала шаг назад.
— Ты переходишь черту между повиновением и неприкрытым вызовом. Это не та грань, на которой ты сможешь балансировать долго, так что тебе придется решить, одна ли ты из моих детей, или ты относишься к числу изгнанных.
— Я ясно поняла угрозу. Делай, как она сказала, или тебя выгонят умирать в одиночестве. Я склонила голову, но ничего не сказала.
На меня накатила дремота, унося в страну грез и кошмаров. Богиня-мать ушла, и я обнаружила, что стою на коленях и заново переживаю наказание лавовой плетью, пока она прожигает мою спину. Я резко проснулась, и кто-то погладил меня по волосам.
— Тише, Ларк. Всё уже закончилось.