Кажется, Уолт собирался возразить, но, когда я с решительным видом достала свой посох, предпочел молча убраться с дороги. Исходя из моих новых познаний в божественной магии, мне следовало поменьше думать о том, что я хочу сделать, и просто почувствовать свою связь с Исидой. Я вспомнила, как однажды богиня обнаружила саркофаг своего мужа, вросший в ствол кипариса, и как она в гневе и отчаянии расщепила дерево. Я сконцентрировала эти эмоции и направила их с помощью посоха на плиту.
–
Хорошая новость: заклинание сработало даже лучше, чем тогда в Санкт-Петербурге. На конце посоха вспыхнул золотой иероглиф, и камень разлетелся в крошку, обнажив ведущую под землю темную дыру.
Плохая новость: произведенные мной разрушения плитой не ограничились. Земля вокруг дыры начала с шумом осыпаться, с грохотом посыпались большие камни. Мы с Уолтом торопливо отошли подальше. Вскоре стало ясно, что я умудрилась обрушить всю крышу подземного склепа. Дыра в земле продолжала расширяться, пока ее край не дополз до опор башни. Башня жалобно заскрипела и накренилась.
– Бежим! – заорал Уолт.
Мы опрометью рванули прочь и остановились метров через тридцать, спрятавшись за пальмой потолще. Теперь вода вытекала из цистерны сотней ручейков из внезапно открывшихся течей. Башня немного покачалась туда-сюда, как нетвердо стоящий на ногах пьяница, потом медленно повалилась в нашу сторону. Цистерна лопнула, окатив нас водой с ног до головы и затопив целую рощицу пальм.
Грохот при этом получился такой, что его наверняка было слышно по всему оазису.
– Ой, – тихонько сказала я.
Уолт посмотрел на меня как на сумасшедшую. Хорошо, хорошо, признаю, я немного перестаралась. Но иногда так хочется взорвать что-нибудь… правда же?
Мы подбежали обратно к «мемориальному кратеру имени Сейди Кейн», который к этому времени достиг размеров плавательного бассейна. Внизу, на глубине метров пяти, под кучами песка и обломками плит, на каменных столах виднелись уложенные рядами мумии, завернутые в полуистлевшие саваны. Боюсь, они немного сплющились, зато было хорошо видно, что все они раскрашены яркой красной, синей и золотой красками.
– Золотые мумии, – испуганно пробормотал Уолт. – Наверное, про эту гробницу еще никто не знает, даже археологи. А ты только что ее разрушила…
– Я же сказала «ой». А теперь помоги мне спуститься вниз, пока хозяин этой башни не примчался сюда с дробовиком.
16
…Но римляне еще хуже
Если уж говорить начистоту, то мумии в этой гробнице испортились еще раньше и без моего участия, все из-за воды, которая годами сочилась сюда из дырявой башни. Возьмите пару десятков древних мумий, добавьте к ним воды – и вы получите жуткую вонь.
Мы пробрались через завалы обрушившихся сверху камней и обнаружили коридор, который вел куда-то еще глубже в подземелье. Даже не знаю, люди его строили или он каким-то образом возник сам собой: он извивался и петлял в сплошной толще камня метров сорок, после чего вывел нас в другую погребальную камеру. Сюда вода не добралась, так что склеп сохранился в целости и сохранности. Уолт предусмотрительно захватил с собой фонарики, и в их неярких лучах нашим глазам предстали многочисленные позолоченные мумии, уложенные на каменных постаментах и в вырубленных в стене нишах. В этой камере их было, наверное, не меньше сотни. В разные стороны отходили другие темные коридоры.
Уолт посветил на три мумии, уложенные рядком на центральном возвышении. Они были так плотно спеленаты тканью, что походили на огромные кегли. На каждой из них поверх ткани в мельчайших деталях были нарисованы скрещенные на груди руки, ожерелья на шее, египетская юбка и сандалии, а на боках – охранные иероглифы и фигурки богов. Все это вполне соответствовало традициям египетского погребального искусства, вот только лица были нарисованы в совсем ином стиле: не просто абстрактные изображения, а чрезвычайно реалистичные портреты, как будто кто-то вырезал их из фотографий и наклеил на мумий. Судя по этим портретам, слева покоился бородатый мужчина с узким лицом и темными печальными глазами, а справа – красивая женщина с вьющимися золотисто-каштановыми волосами. При взгляде на мумию, лежавшую посередине, у меня сжалось сердце. Она была совсем крохотной, а нарисованный на месте лица портрет изображал мальчика лет семи, глазами похожего на отца, а волосами – на мать.
– Семья, – негромко сказал Уолт. – Их похоронили всех вместе.
Под локоть мальчика был подсунут какой-то предмет. Это оказалась маленькая деревянная лошадка – наверное, его любимая игрушка. Я понимала, что эти люди умерли не одну тысячу лет назад, и все равно в глазах у меня защипало. До чего грустно было на них смотреть…
– А от чего они умерли? – спросила я вслух.
– От морового поветрия, – отозвался гулкий голос из ближайшего коридора.