Огненный трон

Но больше всего меня поражало не только невероятное количество мумий, но и их исключительное разнообразие. Некоторые в самом деле были покрыты настоящим золотом, а их портреты выглядели до того достоверными, что мне чудилось, будто они следят за мной глазами. Они покоились на украшенных резьбой мраморных постаментах в окружении драгоценных украшений, ваз и прочей утвари. Кое-где даже виднелись глиняные шабти. Другие мумии, напротив, выглядели так, словно их изготовили первоклашки на уроках труда: обернуты кое-как, иероглифы написаны небрежно, фигурки богов выполнены в стиле «палка, палка, огуречик», а портреты… все равно, как если бы их рисовала, например, я. То есть полное безобразие. Эти мумии были небрежно засунуты в стенные ниши, иногда по три штуки сразу, или просто были свалены штабелями в углах.

Когда я спросила про них, Безумный Клод только отмахнулся с пренебрежением.

– Простолюдины. Захотели подражать знати, но, поскольку денег на услуги художников и жрецов им не хватало, пришлось довольствоваться такой вот халтурой.

Я вгляделась в портрет ближайшей мумии, судя по всему, женщины. Ее лицо было намалевано кое-как, словно кто-то окунал в краску не кисть, а палец. И задумалась: наверно, это сделали для нее ее скорбящие дети: так сказать, последний подарок маме. И несмотря на то, что результат получился жутковатый, я решила, что такая забота даже трогательна. У ее детей не было ни достаточного количества денег, и талантами живописцев они не блистали, но сделали все, что смогли, чтобы снарядить ее для счастливой загробной жизни с любовью и старанием. Когда я в следующий раз увижусь с Анубисом, надо будет поговорить с ним об этом. Женщина, которую так любила ее семья, заслуживает счастливого путешествия в Страну Мертвых, даже если ей нечем заплатить за него. А снобизма хватает и в этом мире. Незачем тащить его за собой в мир загробный.

Уолт молча шагал следом за нами. Луч его фонарика задерживался то на одной, то на другой мумии, как будто он пытался угадать судьбу каждой из них. А может, решила я, он размышляет сейчас о своем предке, юном фараоне Тутанхамоне, гробница которого мало чем отличалась от этого подземного склепа.

После целой череды длиннющих туннелей и забитых мумиями камер мы оказались в просторном склепе, который выглядел гораздо более древним. Роспись на стенах поблекла, однако ее стиль показался мне более традиционным – с фигурками людей и богов, развернутыми в профиль, и иероглифами, которые складывались в настоящие слова, а не просто превратились в элементы декора. Нарисованные лица мумий уже не передавали портретного сходства с умершим, а походили на универсальные египетские посмертные маски, с широко раскрытыми глазами и широкими улыбками. Некоторые особо древние мумии почти совсем рассыпались, остальные покоились в каменных саркофагах.

– Коренные жители, – подтвердил Безумный Клод. – Знатные египтяне, которых хоронили здесь еще до того, как сюда вторгся Рим. То, что вы ищете, должно находиться где-то в этой части катакомб.

Я внимательно осмотрела погребальную камеру. Кроме коридора, через который мы прошли, из нее вел только один выход, но он был доверху завален обвалившимися сверху камнями. Уолт бродил вокруг, подсвечивая себе фонариком, а мне вспомнились слова Беса про то, что первые два свитка «Книги Ра» могут помочь мне найти третий. Я достала оба папируса из сумки и положила их на ладони, смутно надеясь, что они укажут мне путь, как загнутые проволоки лозоходца помогают ему обнаружить воду в пустыне. Увы, ничего такого не произошло.

Уолт с другого конца склепа негромко сказал:

– А это что такое?

Он стоял перед высеченной в стене нишей, где помещалась статуя мужчины, спеленатого с ног до головы, как мумия. Статуя была вырезана из дерева и украшена драгоценными камнями и золотом. В свете фонарика белый саван мужчины отливал перламутровым блеском. В руках он держал золотой посох с серебряным навершием в виде символа джед, а у его ног поблескивали золотые фигурки хвостатых грызунов – крыс, кажется. Лицо изваяния было зеленовато-голубого оттенка, как бирюза.

– Это мой папа, – догадалась я. – В смысле, Осирис… верно?

Брови на физиономии Безумного Клода неудержимо поползли вверх.

– Твой… папа?

К счастью, Уолт избавил меня от необходимости пускаться в объяснения.

– Нет, вряд ли, – решительно сказал он. – Взгляни на его бороду.

Борода статуи действительно выглядела необычно. Она начиналась тоненькими, словно нарисованными линиями, идущими от висков вдоль нижней челюсти к подбородку, где заканчивалась прямым тонким пучком волос, как будто кто-то разрисовал лицо статуи фломастером, а потом приклеил этот фломастер вместо бороды.

– А еще воротник, – продолжал Уолт. – Видишь, ему на спину свисает какая-то кисточка. У Осириса я никогда не видел такого украшения. А эти животные у его ног… это крысы? Помню, в египетской мифологии есть несколько историй про крыс, но…

– А я-то думал, что вы настоящие жрецы, – хмуро проворчал Безумный Клод. – А вы даже Птаха не узнали.