Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия

– Ваши лучшие половины получат все детали операции по пути к цели.

Дело не в самом лейтенанте. Дело в том, чего у новичка нет: у Мура не дергается лицо, не дрожат руки. Речь четкая и ясная, глаза не бегают, смотрят спокойно и уверенно, никаких тиков. У Мура нет глюков.

– Мы ожидаем окно высадки уже через семь часов…

Асанте смотрит на Тивану. Та смотрит на него.

Бета-тестирование Зеро подошло к концу.

Подземные жители

«Локхид» сбрасывает их у подножия полуразрушенной пристани. Заброшенные магазины и пустые накренившиеся трейлеры словно нахохлились под мокрым снегом. Когда-то тут был порт; потом заправочная станция ЗапПола еще до того, как появилось само слово «ЗапПол», до того как из-за апокалипсической погоды в Арктике стало проще все запихнуть под воду. Какое-то тут жили рабочие с шахты, а потом из Нанисивика вывезли все ценное и заполнили другим материалом.

На интерфейсе 15:05, осталось меньше часа, если они хотят добраться до цели к закату. Мур ведет их по суше: по обветренным камням, вымоинам и блестящей прыщеватой поверхности, похожей на марсианскую. В полутора километрах от входа в могильник лейтенант приказывает пересесть всем на заднее сиденье.

Под новым управлением ноги Асанте ускоряют темп. Мир тут же размывается. Впрочем, здесь, на ветру, в ослепляющей метели, разницы все равно никакой нет.

Вроде бы вдалеке кто-то ревет и бежит. Чуть ближе слышится характерный разряд Е-40. Это не ЗБ. Глаза Асанте целомудренно скрыты туманом.

Через десяток шагов ветер исчезает. Еще с пяток, и поток ледяных игл превращается в легкий дождь, потом в морось. Асанте слышит мягкий скрежет тяжелого металла, так отпираются огромные засовы. Отряд проходит через какой-то портал, и сразу становится темнее раза в два. Позвякивание пряжек и стук ботинок тихим эхом отражаются от каменных стен.

Вниз. Плавный поворот налево. Гравий, пятна разбитого асфальта. ЗБ переступает через невидимые препятствия.

И останавливается.

Похоже, весь отряд замер; даже дыхания не слышно. Суперсаккадный бег, мерцающий в тумане, вроде бы ускоряется. Впрочем, у Асанте может просто воображение разыгралось. Где-то далеко под землей капает вода, разбиваясь о твердую поверхность.

Зеро тихо рассредоточиваются. Асанте – всего лишь пассажир, но шаги понимает, чувствует, как ноги несут его вбок, как он опускается на колени. Подкладки на локтях не оставляют пространства для тактильного фидбека, но поверхность под ним плоская и грубая, словно стол, покрытый наждачкой.

В воздухе стоит терпкий животный запах. Неподалеку что-то тихо пыхтит. Шевелится что-то большое, его движения медленные, сонные.

«Может, кто-то оставил дверь открытой, и сюда что-то залезло…»

На ум приходят только гролары: чудовищные медведи, гибриды, зародившиеся на стыке двух экосистем, когда те из-за растущей нагрузки врезались друг в друга.

Ворчание. Низкий рык.

Звук нарастающей скорости.

Выстрелы. Рев, оглушающе близкий, скрежет металла о металл. Мерцающее тактическое гало неожиданно затухает: сетевой трафик обрушивается полностью.

Потом валится вся сеть: обмен пешками, Зеро жертвуют собственной локалкой, лишь бы подавить вражескую. Справа трещит MAD-пушка Мура. Секунда обжигающей жары, когда луч задевает руку Асанте; Мур задал широкий угол, но он промахивается. ЗБ вырывается из укрытия, прыгает, прицеливается. На одну кристаллическую миллисекунду Асанте видит стену грубой бледно-коричневой шерсти, она так близко, что можно дотянуться, каждый фолликула в фокусе.

Смыкаются облака. ЗБ дергает за спусковой крючок.

Рев. Скрежет огромных когтей по камням. Вонь невыносима, но ЗБ уже разворачивается за свежей жертвой, и щелк! – стоп-кадр чудовищных медвежьих челюстей на морде, широкой как дверь; щелк! – тоненькие коричневые ручки поднимаются навстречу атакующему врагу; щелк! – маленький мальчик с веснушками и пшеничными волосами, а потом Асанте снова слепнет, но чувствует, как ЗБ нажимает на спусковой крючок и хлоп хлоп хлоп – «Это же дети сукасукасука» – а ЗБ снова меняет курс и щелк! – крохотная спина шерстяная шуба черные волосы развевающиеся во вспышке от выстрела.

«Только не снова. Только не снова.

Дети-солдаты. Террористы-смертники. Веками».

Но в ответ никто не стреляет.

Асанте изучил звук каждого оружия, которое может использовать отряд, до малейшего щелчка или хлопка: шипение MAD-пушки, лай «Эпсилона», любимого «Олимпика» Акосты. И сейчас слышит только их, больше ничего. В кого бы они ни стреляли, те не отвечают.

«Во что бы мы ни стреляли. Ты слепой урод, убийца. Ты стреляешь в восьмилеток. Снова».

Опять стрельба. И по-прежнему никаких голосов, кроме последнего животного рева, сменившегося мокрым бульканьем и тяжелым шлепком мяса о камень.

«Это хранилище ядерных отходов в Заполярье. Что тут вообще делают дети?

А что – я?

Что я?»

И неожиданно Асанте видит слова. «Все тавтологии – это тавтологии», и ЗБ опять под лестницей, двери подвала закрываются, а Коджо лихорадочно хватается за поводья, возвращает свою жизнь и открывает глаза: