Огневица

Сильный удар в спину заставил Храбра пробежать несколько шагов вперед. Он покачнулся, ноудержал равновесие и не упал. Остановился и помедлил, заставляя глухую злобу, поднявшуюся из живота к горлу и сжавшую затылок ледяными пальцами, уползти обратно. Только убедившись, что не наделает глупостей, Храбр медленно обернулся.

– Ты што же, сопляк, совсем страх потерял? – ударивший его детина широко расставил ноги, упирая их в дорожную пыль. Из-за его плеча выглядывали соратники. Их было трое, и Храбр хмыкнул, пройдясь по лицам взглядом. Один на мгновение отвел глаза, но двое других смотрели нагло, уверенные в своем превосходстве.

– О чем ты, Мотяш? Солнце голову напекло?

– Я тебя предупреждал, чтоб не смел на Веселину заглядывать?

– Не твово ума дело, – Храбр выразительно крутанул плечами, которые были вдвое шире, чем у любого из четырех стоящих перед ним подростков.

– Как посмел ты, нечисть, ее тронуть? – Мотяш сжал кулаки. Он рычал, ощерившись и походя на зверя куда больше, чем Храбр. Казалось, еще немного, и у него пойдет пена изо рта. Храбр выпрямился и сжал кулаки.

– Она меня выбрала в ночь Купалы, Мотяш. Тебе с этим ничего не поделать. Свадьбы на Купалу сами боги творят…

– Свадьбы? – Мотяш внезапно успокоился. На его губах расцвела нехорошая улыбка, и у Храбра снова, как прошлой ночью, тревожно сдавило грудь. – Кто же тебе ее отдаст? Тебе, зверю, снасильничавшему девушку против ейной воли?

– Што за дурь ты несешь? – Храбр так опешил, что ответил не сразу. – Я бы волоса на ейной голове не тронул без ейного дозволения! Совсем рехнулся? Не веришь – так спроси у ней самой!      

– Ну ты и тварь, – Мотяш покачал головой. – Даже не пытаешься укрыться. Еще и на девку валишь. Веселина уже все сказала. Как она к тебе с бедой пришла, а ты ее в кустах зажал. Как рот закрывал, чтобы криков не слышно было. И ты говоришь о свадьбе? Ты, урод, чудище лесное? Верно батя говорил, надо было тебя утопить, как только ты родился. От гнилой навьей крови не рождается человек – только такая же тварь.

В голове Храбра застучали молоточки. Кровь прихлынула к щекам; в ушах звенело тоненько и настырно, словно пищал комар. Он задышал глубже, пытаясь унять сердце, бешено бьющееся в груди. Пальцы сами собой сжались в кулаки, так сильно, что кожа на костяшках натянулась, грозясь вот – вот лопнуть.