Огневица

А Мотяш продолжал насмехаться, придвигаясь все ближе. Храбр не видел его движения из-за пелены, затянувшей взгляд. Все его силы уходили только на то, чтобы стоять прямо и не рассыпаться на кусочки так же, как сейчас рассыпалось его глупое сердце.

– Пусть она сама мне все скажет, – все же сумел он выдавить едва слышно. – Пусть в глаза скажет, что я ее… что против ейной воли… Сама! – выкрикнул он, и его лицо болезненно исказилось.

– Ты ее больше не увидишь, – Мотяш глумливо усмехнулся. – Мы тебе сначала кости переломаем, штоб неповадно было девок портить, а потом за ворота выкинем, штоб ты в канаве сдох, как должен был еще в младенчестве. И мать твою следом отправим!

Храбр со свистом выдохнул сквозь зубы и прищурился. Его взгляд стал ледяным, и Мотяш неожиданно для себя стушевался и смолк. Храбр медленно двинулся на Мотяша, и тому показалось, что на него наступает огромный матерый медведь.

– Мать мою ты и пальцем не тронешь, – низко прорычал Храбр.

– Бейте его, ребята! – выкрикнул в ответ Мотяш и сам кинулся первым. Рука Храбра с невозможной для человека скоростью и силой метнулась вперед и вцепилась в горло обидчику. Мотяш захрипел и задрыгал ногами, чувствуя, как отрывается от земли. А потом что-то хрустнуло, и мир погрузился во тьму.

Храбр откинул в сторону безжизненное тело.

– Кто еще? – перевел он тяжелый взгляд на опешивших кметей.

– Он его убил, – зашелестели голоса. – Убил Мотяшку… Убийца… Оборотень… навья тварь! Бей нечисть!

На голоса стали сбегаться люди. Они замирали при виде сломанного тела Мотяша и озверевшего Храбра, а потом присоединялись к тем, кто стоял напротив него. Храбр был выше и сильнее любого в волости, но он был один, а их много…

Его били без жалости, не боясь оставить следов. Методично дробили колени и локти; превращали лицо в одну сплошную рану и ломали пальцы. Словно чувство безнаказанности стало пьянящей брагой, и неплохие, в общем-то, парни превратились в обезумевших животных. Тех, что и стая отторгает, потому как глупость это, что животные жестоки. С жестокими дел иметь не хочет никто.