– Если ты хочешь задержаться в Белоозере, тебе придется познакомиться со старухой, Итка, – Даромир остановился и слегка сжал плечо Итриды, внимательно глядя ей в глаза. – Либо нам стоит уйти прямо сейчас.
Итрида прикусила губу. Ее огонь молчал. Ухали совы, мерцали светлячки, тихонько гудели разговоры прохожих. От травы поднимались тонкие нити тумана, из леса тянуло сыростью и холодом.
Даромир сказал, что птицелюди бывают только женщинами. У кого, как не у старейшей из них, узнать, права ли молва или все-таки ошибается?
Итрида до крови прикусила губу, но кивнула. Шехх кивнул в ответ, снял руку с ее плеча и снова пошел впереди.
Белоозеро имело форму треугольника. Дом Йуллы располагался на его вершине, дальней от входа, там, где в городе людей был бы детинец. Итрида ожидала увидеть терем, но птицелюдка предпочла расстроить свое жилище вширь, а не ввысь. Оно лежало на небольшом пригорке, одноэтажное и темное, с множеством окон и длинным крыльцом, выстроенным почти на всю длину дома.
Возле входа горел огонь в двух жаровенках. Их держали в когтях железные совы ростом с человека. Острые клювы от огня подсвечивались красным; круглые глаза смотрели прямо на дерзнувших побеспокоить птицелюдку. Итрида поежилась: уж больно живыми выглядели грозные стражи.
Над дверью был приколочен крупный череп, по виду – волчий. Весь венец оказался покрыт рунами. Дверь была открыта, и теплый ночной ветерок трепал длинные нити бус, занавешивающих вход в избу. Итрида пригляделась: на нити были нанизаны хрустальные капельки, ракушки, колечки, напоминавшие височные, кое-где встречались даже зубы. Все это богатство шуршало и позвякивало, звуча подобно перестуку капель дождя, и Итрида сама не поняла, как заслушалась и замерла возле поющей занавеси.
Даромир дотронулся до руки Итриды, и магия звука разрушилась. Шехх постучал костяшками пальцев о косяк двери и негромко позвал:
– Йулла, ты здесь? Позволишь войти?
Итрида выглянула из-за плеча шехха.
– А ничего, что мы… вот так? Разве мы не должны были испросить дозволения, чтобы предстать перед городничей?
– Свои церемонии оставь для людских городов, девочка. Старая Йулла не любит лишних слов, – прервал девушку скрипучий голос, и из теней выдвинулась на свет птицелюдка. Итрида вздрогнула, но глаз не отвела.
Ниже по-стариковски поджатых губ лицо Йуллы было обычным. Острый подбородок, дряблая кожа, покрытая пятнами… Платье городничей украшал воротник из перьев. Тонкую шею обнимали в несколько рядов бусы, только не из безделиц и костей, а из дорогих, тускло поблескивающих смарагдов и кровавиков.
Выше рта человеческие черты истаивали, превращаясь в птичьи. Вместо носа у Йуллы оказался загнутый книзу клюв, у основания окруженный редкими седыми перьями. Быстро моргающие глаза были черными и без зрачка. В их уголках росли пучки мелких перышек, похожие на ресницы. Те же перья покрыли и лицо, и голову, заменяя волосы. Йулла повернулась к Даромиру, и Итрида разглядела, что перья стекают по спине, прячась под платьем. Цветом масть Йуллы напоминала сову-сипуху.
Йулла опиралась на палку, хотя спина ее была прямой. Старуха по-птичьи склонила голову к плечу, рассматривая Итриду.
– Даромир, шакалий сын, – раздался наконец скрипучий голос. – Кого ты притащил в город старой Йуллы?
Шехх прокашлялся и заговорил неуверенно, чего с ним раньше никогда не бывало:
– Она мой друг. Ее зовут Итрида. И мы просим у тебя разрешения обождать в Белоозере, пока наши соратники не вернутся от болотной ведьмы Ихтор.
– Йулла тебя не о том спросила, – женщина-птица дернула шеей. На миг ее глаза затянулись пленкой. – Йулла спросила, кого ты притащил. Впрочем, чего ждать от людей – вы дальше собственного носа не видите и не чуете толком. Убирайтесь прочь. Прочь! – Йулла взмахнула палкой, будто выметая сор из дома. Но «сор» попался упорный.
– Мы не сделали ничего плохого! – Даромир нахмурился и скрестил руки на груди, не спеша уходить. Итрида же стояла словно громом пораженная и не слышала половину слов, которыми обменивались шехх и птицелюдка. Неприязнь старухи оказалась такой неожиданной, что прорвалась сквозь стену отчуждения, которой окружила себя Итрида.
– Тогда почему от нее воняет сгоревшими перьями? – прошипела Йулла и наставила палку на Итриду. – Она якшалась с крылатыми, да еще и с самой мерзкой их частью – Опаленными! Таким нет места на земле старой Йуллы.
– Я не знаю, о ком вы говорите, – Итрида сжала кулаки и вышла из-за спины шехха. Она встала напротив птицелюдки, глядя той в глаза. Странное, чуждое лицо смущало, взгляд, по которому нельзя было прочесть ровным счетом ничего, вызывал дрожь, но Итрида заставила себя смотреть. – Внутри меня живет огонь, о котором я не просила. Он выжигает меня изнутри вот уже пять весен. Им проклял меня мужчина – человек – и уж точно он не был ни самовилой, ни птицелюдом. Но недавно я повстречала одного птицелюда, который мог бы быть вашим братом… если бы у вашего народа рождались мальчики.
Йулла наклонила голову к другому плечу.
– Заходи, – наконец отрывисто каркнула она. – И ты, блудливый шехх, тоже.