Огневица

Храбр мог бы впустить их, а сам уйти. Никто бы его не заметил и уж тем более не догнал. Он мог оставить кметам деревянный храм, напитавшийся солнечным светом, и уповать на то, что его стены защитят людей. Отступить было легко. Прикрыться обещанием не причинять вреда и избежать боя, как делал он это всегда. Когда-то Храбр поклялся, что никогда не проявит свою оборотневу силу и будет жить среди людей как один из них, чтобы доказать отцу – пусть тот и ушел в Навь, – что звериная природа не оправдание кровожадности и что он не такой, он сумеет держать себя в руках.

Но никогда еще Храбр не отвечал за кого-то помимо себя самого.

Кто-то дернул его за рубаху. Храбр опустил глаза. Беляна, девчушка, которой в прошлом месяце как раз минуло четыре весны, доверчиво смотрела на него большими серыми глазами:

– Дядько Храбр, ты нас спасешь?

На улице раздались выкрики и какая-то суета. Храбр снова глянул в щель и помянул морокуна: авары подкатили бочки и принялись обматывать тряпками палки.

«Огонь готовят». Храбр стиснул челюсти так, что закрошились зубы.

– Я к маме хочу, – прошептала девочка.

Храбр застыл. Снаружи казалось, что он просто держит засов всем своим телом, потому не может сдвинуться ни на вершок. Но в душе его бушевала буря, грозящая свести Храбра с ума.

Храбру чудилось, что внутри него раскинул ветви темный-темный лес. Он шептался о чем-то с горячим сухим ветром, и у его корней протянулась цепочка звериных следов. В этом лесу давным-давно Храбр запер свою личину. Вначале было тоскливо. Потом привык.

Но сейчас в глубине леса двигалось что-то огромное и мохнатое. Храбр, невесть как провалившийся в Навь, выпрямился, подавив желание отшатнуться, замотать головой, вытащить себя в мир живой.

Запахло дымом.

Кто-то там, в Яви, тянул его за рубаху, кто-то, кажется, тряс за плечо.

Храбр ждал.

Медведь медленно вышел из темноты и остановился, не доходя до Храбра нескольких шагов. Храбра словно подцепило что-то за сердце и потянуло вперед, к зверю. Как будто внутри него была огромная дыра, и как заполнить эту дыру, он не знал. Зато знало его сердце.

Кто-то кричал. Кто-то тряс оборотня, отчего навий лес зашумел-закачался сильнее, сердито скрипя и бросая в лицо Храбра горсти серой пыли.

Храбр пошел навстречу медведю.

«Я сильнее тебя», – прошептал он.

Медведь наклонил широкую лобастую морду и обнюхал лицо вставшего перед ним человека. Поднялся на дыбы, раскинув лапы с острыми загнутыми когтями, и обхватил Храбра, сдавив его так, что у того потемнело в глазах. Но Храбр не уступил – так же схватил зверя в ответ и стиснул до хруста.

Боролись ли они? Пытались ли убить друг друга? Храбру казалось, что да. Не сразу он понял, что сливается с медведем, становясь единым с ним существом.

Храбр встряхнулся и открыл глаза уже в мире живом. По храму метались и визжали люди, валил дым, пламя карабкалось вверх по резным столбикам, ползло по полу, напрыгивало на одежду и стекало с крыши. К ноге Храбра прижалась, охватив ее руками и ногами, Беляна.

Храбр наклонился и подхватил девочку на руки.

– Мы найдем твою маму, – пообещал он. – Никто вас не тронет! – крикнул он людям, борющимся с огнем, но его не услышали. Храбр ссадил девочку на лавку. – Закрой глаза, – попросил он ее.

Авары лениво расселись вокруг храма, пересмеиваясь и наблюдая, как огонь пожирает расписные стены и карабкается к куполу. Они были уверены, что люди не захотят сгореть заживо, и потому, когда двери распахнулись, лишь глумливо захохотали.

Но из дверей вылетела огромная тень, похожая на медведя. Ворвалась в лагерь аваров, ударила одного лапой, другого хватанула зубами и закрутилась вихрем когтей и клыков. Степняки были воинами. Они подняли луки и сабли, но стрелы пролетали тень насквозь, а клинки соскальзывали с густого меха.

– Демон, – зашелестели голоса. – Демон! – закричали степняки и побежали.

Живым не ушел никто.

Храбр лежал на земле, устремив взгляд в небо. Все тело ломило, и он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой – такая тяжесть в них накопилась. Медвежья тень растворялась в Нави, неохотно отпуская человека, но человек оказался сильнее. Не помутился разумом и не снял твердой руки с медвежьей холки, даже когда кровь опьянила их обоих. И медведь уступил, признав над собой власть хозяина.

Вокруг Храбра собирались деревенские: растерянные, испачканные золой, потерявшие кров – но не жизнь.

– Что же делать нам, Храбрушко? – шептали они.

– Жить, – просто ответил он и провалился в невесть откуда взявшийся туман…

Чтобы открыть глаза в маленькой избе, полной трав, где его ладони бережно придерживала беловолосая Хранительница Чащи.

– Здравствуй, – мягко улыбнулась она ему. – Вот и ты прошел свое испытание.

Даромир. Где-то в Нави

Даромир со стоном оторвал голову от подушки, не торопясь открывать глаза. Под веками плясали алые ленты, свиваясь в клубки и расползаясь в стороны, словно черви. От их круговерти Дара замутило, и он уронил голову обратно, глухо застонав.

– Что же мы вчера такое пили? – прошептал он.

Ответа шехх не ждал, но рядом кто-то зашевелился, и хриплый женский голос ответил: