Огневица

Ей все казалось, что она встретит мать. Так и виделись ее голова, что стала совсем белой, сгорбленная спина и тяжелый медленный шаг, теплый платок, который старушка наверняка не снимает даже летом, и подслеповатые глаза, потерявшие цвет и утонувшие в бурном море морщин. Блазнилось, что Итрида увидит ее просто так, посреди улицы. Подойдет и встанет тихонько напротив. Дождется, пока мать поднимет голову и поморгает, сгоняя слезы. Недоверчиво вглядится в высокую рыжеволосую женщину, потом ахнет, всплеснет руками, уронив клюку, и протянет сухонькие пальцы вместе со словами примирения.

Словами, которые Итрида не примет.

Бродяжница уходила всё дальше от дома, выстроенного на месте гибели Ждана и Званко, и ее собственный шаг с каждым мгновением тяжелел все сильнее.

Не прощу, что она от меня отвернулась.

Огонь проснулся и заворочался в груди, недовольно рыча и щуря желтые глаза с янтарными прожилками. От царапанья его когтей Итрида дернулась, а когда они впились в нее изнутри и по жилам снова потекло пламя, задрожала всем телом.

Не прощу.

– Ты кто такая, девка? Чего тут шляешься? – окликнул Итриду грубоватый голос.

Она не разглядела лица, но догадалась: тот самый мужчина, что отозвал девушку в окне. Он, видно, оказался внимательнее жены и заметил застывшую возле его дома странную тень. Итрида помянула морокуна и попыталась обойти кмета, вставшего на ее пути.

– Ищу кое-кого, – неохотно отозвалась Огневица. – Жила она в этой волости весен пять назад. Желаной звали. Желана Благослава, знаешь ее?

Мужик наморщил лоб, продолжая настороженно глядеть на Итриду.

– Была такая, только померла прошлой зимой. А ты ей кем приходишься-то?

– Не твое дело, – огрызнулась Итрида.

Слова кмета не стали для нее неожиданностью, но все равно больно ранили. Не будет встречи, которую Итрида себе вообразила. И сказать она больше ничего матери не сможет.

Пламя билось под кожей Итриды, и бродяжница нагнула голову, стараясь, чтобы капюшон упал как можно ниже, оставляя на виду только губы и подбородок. Не приведи Перкунас кмету сейчас увидеть ее глаза или руки – поднимет на уши всю волость.

– А ну как я тебя к голове отведу, посмотрим, как там запоешь, ворона! – мужчина качнулся к бродяжнице, пытаясь ухватить ее за рукав, но она увернулась и взмахнула полой куртки, перекрывая ему обзор. Когда черная ткань упала на место, возле кадыка и паха смельчака холодно светились в лунном свете два кинжала. Капюшон предательски сполз, и мужчина уставился Итриде в глаза.

– Ведьма, – выдохнул он, и его собственные очи превратились в блюдца.

Итрида усмехнулась и прижала кинжал к его лицу. Медленно, не отрывая взгляда от испуганных глаз, провела полоской стали по щеке, заросшей густой темной бородой, лишь в самом конце чуть изменив положение руки и позволив оружию надрезать край подбородка. Тонкая струйка крови весело сбежала по крепкой шее.

– И обереги тебя не спасут, – прошептала-пропела Итрида, любуясь ровной строчкой вышивки на вороте свитки. Когда-то и она умела класть такие стежки. Но куда лучше ей удавалась работа с ножом.

– Не губи, – захрипел мужик, порываясь упасть на колени. – У меня жена дома… Ребеночек две седмицы как народился. Родители старые, я один у них. Не губи, пани! Отпусти, я никому не скажу, что тебя видел! А хочешь – вот, возьми! Ты же за ним пришла, да? Ну дурень я, сразу не понял, что за ним! Возьми! Возьми, дурень я как есть, зря купился, знал же, что огненные камни не продаются, а все равно понадеялся… Возьми, только отпусти, всеми богами тебя заклинаю!

Итрида слегка опешила от напора мужика, и впрямь рухнувшего на колени. Он шарил по своей одежде, точно искал в ней что-то, и бродяжница на всякий случай отодвинулась. Ей не хотелось оказаться вблизи, если кмет вдруг припрятал за пазухой мешочек жгучего перца или настойку разрыв-травы, способной при правильном заговоре и руку оторвать. Но мужчина достал из-за пазухи нечто иное.

На его протянутой ладони тлел уголек. Поначалу именно так показалось бродяжнице, но, приглядевшись, Итрида поняла, что это всего лишь крохотный осколок какого-то камня. Он весь был иссечен жилами, как будто сердце живого существа, и жилы эти трепетали, словно и впрямь по ним бежала горячая кровь.

– Что это? – шепотом спросила Итрида.

Камень манил не только ее: огненная волчица поставила уши торчком и вся подалась к нему, толкнув Итриду изнутри почти ощутимо. Ее тоже тянуло к пульсирующему осколку. Волчица заскулила и рванулась еще раз. Итрида сдвинулась на длину ногтя, но и этого ей было довольно, чтобы испугаться. Что такого в этом камушке, что сила, живущая внутри нее, так к нему стремится?

К счастью или нет, но кмет не услышал вопроса. Он продолжал протягивать камень, заискивающе глядя снизу вверх. Его побелевшие губы тряслись, словно он вот-вот заплачет. Итрида ненавидела плачущих мужиков так же сильно, как собственные слезы, и потому взяла камень, не убирая, впрочем, кинжалы.

Но как только ее рука коснулась теплого осколка, мир утонул в огне.