Огневица

Марий ошарашенно опустился на одно колено, принимая из рук домового завернутого в расшитое одеяльце младенца. Ребенок сладко посапывал, ничуть не потревоженный ни пожаром, ни держащим его духом. Домовой передал дитя дейвасу и помедлил, заглядывая в розовощекое личико. Потом протянул когтистую лапу и коснулся пухлой щечки. Марий снова дернулся к мечу, но домовой только погладил ребенка, так невесомо, что у крохи даже дыхание не сбилось. Нечистик тяжело вздохнул и отодвинулся в тень, сливаясь с нею так, что на виду остались только потускневшие глаза.

– Не мог я внучка там бросить, – сипло пояснил домовой. – Всё противился женитьбе сына, а когда понял, что неправ был, – и срок мой подош-ш-шел. А я не захотел уходить. Реш-ш-шил, хоть после смерти вину искуплю. И вот довелось расплатиться.

Марий склонил голову, принимая объяснение домового. Тот шмыгнул носом и вытерся подолом рубахи.

– А невестка никогда про меня не забывает, то молоко, то печево свежее оставит. По праздникам и вина наливает, да хорош-шего, не воду краш-ш-шеную. И дом у них – полная чаш-ш-ша. Эх, чего ж я при жизни-то не ценил, что имею…

– Думаю, долг ты отдал в полной мере, – мягко заметил Марий, держа ребенка на вытянутых руках и опасливо поглядывая на безмятежное личико, которое скривилось, готовое вот-вот разразиться плачем из-за пробуждения не в родной люльке.

– Пусть так. Да только все равно останусь – им со мной нынче тоже хорош-ш-шо. Домовой из меня получился лучш-ш-ше, чем отец и дед. Бывай, дейвас. Отдай ребенка да беги подружку свою спасай, пока вся на огонь не изош-ш-шла.

– А что, может? – покосился Марий в сторону всё так же неподвижной Итриды.

– Кто ж ее знает, – посмотрел туда же домовой. – Девок-огневух ещ-щ-ще не бывало. Но раз появилась такая, значит, богам на что-то нужна. Да хоть бы и тебе задачку подкинуть, – домовой хитро сверкнул глазами.

– Да уж, задачку… без решения, – буркнул Марий. Младенец завозился и мяукнул, пробуя силы, и дейвас тут же вскочил на ноги и бросился к голосящей матери, забыв попрощаться.

Дух-хранитель проводил его взглядом, улыбнулся в длинную бороду и растворился в тенях сгустившегося вечера.

* * *

Этот звук был знаком Итриде.

Он был настойчивым, как капли воды, стекающие через прохудившуюся крышу и мерно донимающие тех, кто их слышит.

Звук наплывал со всех сторон, становясь громче и пронзительнее.

Итрида нехотя открыла глаза. Точнее, попыталась. Обожженные опухшие веки подчинились с трудом. Открыли небольшие щелочки обзора, а дальше подниматься отказались, видно, решив, что ей и того довольно будет.

Все виделось слишком высоким – таким, каким было давным-давно, когда Итриде исполнилось весен шесть. Стоять было неудобно: она то и дело заваливалась набок. Вдоль тела плетьми повисли руки. Итрида попыталась поднять их к глазам и зашипела: под кожу вонзились иголки оживающего кровотока. Упрямые веки поддались еще немного, и вместе со зрением на бродяжницу нахлынуло осознание.

Она стояла на коленях в луже, в которой смешалась зола, грязь и обломки расписной чашки. Ее руки были черны по локоть; от куртки остались лишь горелые ошметки, остальная одежда вся была в прорехах, под которыми почему-то не нашлось никаких ожогов.

Звук, настойчиво ввинчивающийся в уши, – бабий вой.

Итрида все же встала, опираясь рукой на колено. Лужа неохотно чавкнула, выпуская ее, и Огневица с трудом подавила желание наклониться и зачерпнуть жидкой мути – та была холодная, и Итриде страсть как хотелось приложить эту муть к лицу. Неловко, точно шея стала деревянной, Итрида огляделась. Ее окружала толпа. Кажется, тут собрались все жители волости, сколько их есть. Топоры и вилы в их руках с каждым мгновением выглядели все более угрожающе. Итрида медленно выпрямилась.

– Ведьма! Ведьма-огневуха, пришла за Кудлом и спалила его избу…

– Глянь-кось, даже младенца не пожалела.

– А ему говорили, выкинь ты этот камень, вот и накликал беду.

– Убийца!

– Жив младенец, вон, с мамкой уже…

– Да что вы смотрите, она одна, а нас вона сколько! Нешто с одной ведьмой не справимся?

– На кой ляд с ней справляться, пусть убирается откуда пришла!

– Вы что, морокуновы сыны, она же Кудла убила! Того, кого вы знали с пеленок! Бей ведьму! Нам поблагодарствуют только, вот увидите. Не бывает баб-дейвасов, значит, темная она, навья порода!

Робкое замечание кого-то о том, что и Кудл нашелся, живой и почти невредимый, потонуло в реве разъяренной толпы.

Итриде неистово захотелось выбить говоруну зубы рукоятью кинжала, но рука, привычно метнувшаяся к поясу, нащупала лишь оплавившийся кусок железа. Пока Итрида слепо трогала второе крепление, уже понимая, что там обнаружит, она наконец поняла, что натворила. Ее рука соскользнула, обессиленная, а сама Огневица едва устояла на ногах.

Пламя взяло над ней власть. Странный камень усилил его и позволил захватить ее тело. Боль, гнев и обида послужили ему пищей и маяком – и огонь сожрал невиновных.

– Бей ведьму! – крикнул все тот же голос.

Итрида лишь приподняла подбородок повыше, чтобы встретить заслуженное наказание лицом к лицу.