Огни Новороссийска

Мимо, позванивая шпорами, прошли два артиллериста. Колючий ветер, настоенный на горькой ивовой коре, донес обрывок фразы:

— Взорвали днепровскую плотину…

Стало нестерпимо горько и тяжело.

1941 г.

ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

19 августа 1941 года

События разворачиваются настолько быстро, что я не успеваю всего записывать и веду лишь беглые заметки в записной книжке.

Сегодня мне удалось достать «Правду» за 9 августа. Оказывается, в ночь с седьмого на восьмое наши самолеты впервые бомбили Берлин.

На левой стороне Днепра автобус безнадежно испортился. Все редакционные машины уехали, а я и шофер Марков остались на берегу. Правда, Жуков пообещал, как только они разгрузятся в селе Рубановке, прислать машину и тащить автобус на буксире.

— В полную воду за рекой не ночуй, — напомнил Марков.

Несмотря на трудности отступления, редакция до сих пор не потеряла ни одной машины. Газета выходит без перебоев. Где бы мы ни были, газета печатается и доходит к бойцам.

Ночью невдалеке от автобуса из гибких ивовых кустов через каждый час взлетала яркая ракета. Мы с Марковым напрасно всю ночь искали ракетчика, ракеты взлетали из автоматических пружинных ракетниц, установленных диверсантами у переправы. Мы отыскали их утром среди кустов.

20 августа

Вечером с правого берега Днепра приехали Володя Гавриленко и Виктор Маркелов, привезли новую печатную машину, смонтированную на грузовике. Взяли они машину в днепропетровской типографии. Испорченный автобус прицепили к грузовику и ночью притащили его в большое село Рубановку, в котором расположилась редакция.

Жуков послал в командировку меня и Виктора Токарева.

Ночевали в селе Большие Кайры. Учитель — хозяин дома, в котором мы провели ночь, сказал:

— Возьмите себе все, что вам нравится, хотите верблюжье одеяло, хотите гармошку, костюм или белье… Все равно отберут фашисты.

Я подошел к книжному шкафу и вытащил оттуда томик Есенина.

Хозяин, которому ничего не было жалко из вещей, пожалел книжку и долго вертел ее в руках, не желая с ней расставаться.

Фашисты заняли правый берег и ведут частый артиллерийский огонь по нашему селу, битком набитому войсками.

— Как только раздался первый выстрел, собаки покинули свои дворы и убежали в степь, — заметил учитель.

Наши пулеметчики постреливают через реку. На берегу Днепра вырыты свежие окопы полного профиля. По траншеям среди красноармейцев, расположившихся в обороне, бродят мальчишки, собирают стреляные гильзы, просят, чтобы им дали винтовку выстрелить в фашистов.

22 августа

Весь день потратили на поиски Шепетова, так как кто-то все еще продолжает тасовать части. Повсюду много штабов и тылов, много бойцов, но спрашивать их, какой они дивизии, неудобно — это военная тайна. Говорят, по радио передали, что наши самолеты вновь бомбили Берлин!

В конце концов Шепетов нашелся.

Глядя на него, я вспомнил первый бой его дивизии под Селетином. Там Шепетов рядом последовательных молниеносных ударов, изнуряющих врага, совершенно обескровил первую и четвертую горно-стрелковые бригады румын.

Тогда Шепетов сначала намеренно отошел в беспорядке, увлекая за собой противника, заманивая его на невыгодную открытую болотистую местность, а потом ударил с флангов и окончательно смял. Бой этот характерен не только стремительностью наступления, но и своей продуманностью. Уже тогда в течение всего боя Шепетов не забывал об охране флангов и тыла.

Потом развернулся ряд кровопролитных боев под Новой Ушицей и Новой Одессой. 228 и 229, 399 и 13-й пехотные немецкие полки, 16-й мотополк «СС», 3-й кавалерийский мадьярский полк были уничтожены дивизией Шепетова. Шепетов отходил только по приказу, ни одна рота у него ни разу не побежала.

Мы сидели на сваленном дубке у хаты. Вспоминая проведенные операции, генерал сказал:

— Маневренная война богата неожиданностями. Любое решение, как бы оно хорошо ни было продумано, не гарантирует, что события будут развиваться так, как предполагалось. В ходе боя часто возникает необходимость изменить группировку своих сил. Я делаю это смело, не теряя времени.

23 августа

Нашему командованию стало известно, что противник готовится из Никополя форсировать Днепр. Чтобы помешать ему, к реке спешно переброшена из тыла еще не бывшая в боях 30-я кавалерийская дивизия полковника Пичугина.

Конники получили приказ сменить дивизию, от которой, я это хорошо знаю, остался только номер.

Фашисты, знавшие о движении кавдивизии, не ожидали столь стремительного марша. Они рассчитывали переправиться раньше, чем подойдут кавалеристы, но просчитались на один день. В два последних перехода Пичугин делал по шестьдесят километров в сутки.

Оккупанты начали переправу, когда один из кавалерийских полков подошел к реке. Потеряв около роты убитыми, гитлеровцы отложили операцию.

Мы приехали в село Водяное вместе со штабом дивизии. Встретил нас Пичугин, высокий, седой, строгий, весь осыпанный кирпичной пылью. В дом, где остановился полковник, только что влетел снаряд.

— Газету вашу видел… Рекомендую поехать в Каменку, к майору Реве. Его полк помешал фашистам переправиться через Днепр.