Огни Новороссийска

Это было только предположение, предчувствие, переходящее в уверенность, и Гвоздев отдал приказ старшему лейтенанту Михайлову — пристрелять это пространство и данные зарубить у себя на носу.

На второй день нашего знакомства Гвоздев сидел перед противотанковым рвом в доте своего товарища по финской кампании капитана Шевченко, которого после гибели сменил лейтенант Лушников. На столе его лежали три тома труда профессора Дьяконова «Теория артиллерийского огня».

Лушников выглянул из дота и ахнул:

— Смотрите, товарищ капитан! — крикнул он.

Из зарослей высокой кукурузы в полном боевом порядке разворачивался батальон фашистов. Солдаты шагали во весь рост с автоматами наперевес, шли в самое уязвимое место обороны — в стык двух дивизий, на участок, пристрелянный Михайловым. То была первая в этом бою «психическая атака».

Лушников хотел бежать к пулеметам, но Гвоздев остановил его.

— Сперва пройдемся по ним артиллерийским комбайном.

Капитан снял трубку. В его глазах плясали огоньки.

— К бою!

На батареях все уже было готово, и номера замерли на своих местах. Раздался первый залп. Слева, над селом, будто хлопья сажи от выстрелов, поднялась стая скворцов. Стреляли массированным огнем все батареи дивизиона. За рвом заколыхалась серая завеса дыма и пыли. Высокие фонтаны земли взлетали в небо, замирали там и медленно оседали на землю.

Когда дым рассеялся, мы увидели, как поредел строй фашистов и тут же сомкнулся. Солдаты продолжали идти все тем же чеканным шагом. Левой, левой, левой, казалось, командовали их офицеры.

Грянули второй и третий залпы, а гитлеровцы, не прибавляя шага, все шли и шли вперед.

— Хорошо идут, черти, как на параде, — крикнул Гвоздев и скомандовал — Беглый огонь!

Ветер отнес в сторону синий дым разрывов, и мы увидели бегущих фашистов и золотистое жнивье, покрытое распластанными телами.

Три раза повторяли фашисты «психическую атаку», и трижды пушечным огнем Гвоздев скашивал их, словно бурьян.

Все же гитлеровцы дошли до рва и вновь заняли выгодную для себя позицию.

Я вспоминаю все, что говорили о Гвоздеве Лушников и Парфентьев, ухожу в сад и под деревом за один присест пишу о нем очерк, начинающийся словами: «Советская пехота, успевшая полюбить отважного капитана, говорит об артиллеристах — они гвоздят Гитлера!». Капитан был умен. Он требовал перекрывать шоссейные дороги. Немцы прут по дорогам. Дороги — идеальная мишень для артиллерии.

Очерк через пункт сбора донесений отсылаю в редакцию. На пакете требуется сургучная печать, которой у меня нет, и я прикладываю к черному расплавленному сургучу медный пятак, смоченный слюной. Печать получается, как настоящая, с молотом, серпом и колосьями.

28 сентября

Вместе с Гавриленко уехал в Водянское, в полк майора Попова из дивизии, недавно прибывшей из Еревана. Полк ведет бой, и мы отправились на наблюдательный пункт, расположенный между высокими скирдами соломы.

Полк при поддержке дивизиона Гвоздева наступает на Малую Белозерку. Со скирды все видно как на ладони. Небольшое село Водянское забито пленными румынами.

Шестнадцать «юнкерсов» и шесть «мессершмиттов» спикировали на село, сбросили серию бомб. Один «юнкерс» подбили зенитчики. Самолет загорелся, пошел камнем вниз. Там, где он упал, поднялось облако черного дыма, не расходившееся весь день.

В два часа дня Малую Белозерку взяли. Мы сели в свою полуторку и отправились в село, на улицу, с которой одиннадцать дней назад уехала наша редакция.

Зашел в хату, где квартировал. Хозяева обняли меня, расцеловали, посадили за стол. Огромная, неописуемая радость охватила жителей, повылезших из погребов. Даже собаки с визгом терлись у ног красноармейцев.

На улицах и в огородах много убитых оккупантов. На кладбище, там, где проходила оборона, они лежат рядами, густо, как шпалы. Ребятишки снуют среди убитых и собирают стреляные винтовочные гильзы.

Раздобыв богатый газетный материал, ночью поехали в редакцию. Путь наш лежал через станцию Пришиб. Станция, на которой находились армейские склады с горючим, пылала, освещая розовым светом степь. На путях рвались вагоны со снарядами, пыхтел паровоз, суетились черные фигурки железнодорожников, пытающихся увезти цистерны с горючим. Полуторка наша выехала на закрытый переезд, мимо которого медленно проползал санитарный поезд, остро пахнущий лекарствами. В этот момент на фоне оранжевого, озаренного пожаром неба появились бомбовозы.

Бомбы рвались совсем рядом, переламывая шпалы, как спички, комкая рельсы, будто бечевки. Я упал в какую-то канаву, ожег о крапиву лицо и руки. Не знаю, сколько так пролежал, но бомбежка, казалось, длилась целую вечность.

3 октября

Снова в полку капитана Свиридова. Днем ходил на передний край, чтобы организовать статью лучшего командира отделения. Бой будет завтра, а врачу уже приготовили инструмент, и химики копают братскую могилу.