Огни Святого Эйдана

И — бросилась ему на грудь, но, не рассчитав разбега, влетела в стену и больно ударилась головой.

Эйдан исчез. И она, опустившись на корточки, заплакала горько — и не заметила, как два медработника, мужчина и женщина, склонились над ней.

— Ну-ну-ну... Ну-ну... Больно ушиблась — ай, какая шишка будет... — пожилая санитарка помогла ей встать, — Не плачь, не плачь, моя хорошая... Щас пойдём к доктору — доктор бо-бо твоё посмотрит... Ну же...

Она, всё ещё всхлипывая, покорно далась в руки санитарам, которые, подхватив её под локти с обеих сторон, повели к лифту.

— Пойдём, пойдём, моя хорошая... Машь, а Машь? — крикнула баба-санитарка медсестре, что стояла выше, на лестничной площадке, — Где у нас психиатр — на втором этаже?

— Да, и по коридору налево...

— Я не псих!!! — отчаянно крикнула она, вырываясь. Но бесполезно: санитары держали её крепко.

— Ну-ну-ну... ну-ну... Тихо, тихо, моя хорошая... Всё хорошо... Доктор разберётся...

Глава 15

Прошёл год.

Жизнь их захолустного городка текла своим чередом. Ничего не менялось. Та же набережная. Те же дома. Те же магазины. Те же автобусы. Те же улки с деревянными тротуарами...

И Слава — тот же, только немного пополневший — шёл с рюкзаком к Обводному, вдоль Розы Люксембург. Проходя мимо крайнего деревянного дома — с подгнившими досками и покосившимися ступеньками, с подъездной дверью настёжь — остановился. Здесь жила его бедовая подруга. И он, поколебавшись минуту, решил зайти...

Дверь в коммуналку на первом этаже, как всегда, была открыта. Минуя тёмный коридор, Слава вошёл в её комнату — там всё было без изменений — так же, как и год назад. Тот же беспорядок на столе, та же неубранная постель, тот же ворох одежды на полу, тот же выключенный свет. Она лежала на диване и ела арбуз, уставившись в экран ноутбука — а корки бросала на пол. На его приход она никак не отреагировала — даже не повернула головы. Слава нерешительно потоптался на пороге, а потом присел к ней на постель.

— Ну, как ты себя чувствуешь?

— Лучше всех, — раздражённо ответила она, — Набрала ещё два килограмма. Ем как боров и сплю как боров по двенадцать часов в сутки — без снов. Лучшего и желать нельзя!

— Дак ведь это хорошо! Значит, обществу возвращается полноценный человек — здоровый и стрессоустойчивый....

— Да просто великолепно! — она захлопнула ноутбук, и, натянув на голову одеяло, отвернулась к стене.

— Не нравится мне твоё настроение, — заметил Слава, извлекая из её постели тарелку и нож, которым она, очевидно, резала арбуз, — Ну что ты за свинья! В постели объедки, корки какие-то, одежда вон на грязном полу валяется... Хоть бы раз приборку сделала! А то живёшь как свинюшка какая-то в хлеву...

— Меня устраивает, — пробурчала она в подушку.

— Гляди: замуж никто не возьмёт.

— Ну и пускай. Не очень-то и хотелось...

Слава понял, что выбрал неудачную тему для разговора, и поспешил сменить её.

— А знаешь, — нарочито-бодрым тоном сказал он, — Я присмотрел помещение. Для качалки.

— Поздравляю, — сухо отреагировала она.

— Открою качалку — возьму тебя на работу администратором. Будешь тоже фитнесом заниматься. Хочешь стать фитоняшкой?

При слове "фитоняшка" её аж передёрнуло.

— Не хочу, — грубо ответила она.

— Послушай, нельзя же так... Ну чего-то ты должна же хотеть в этой жизни!

— Хотеть? А чего хотеть? Мне, может, вообще уже всё по-барабану! И ты ещё тут со своей качалкой — сколько лет ты уж носишься с этой идеей открыть свой спортзал — и где он? До сих пор открываешь — никак открыть не можешь! Всё это чушь — качалка твоя, пустая фантазия! Нет у тебя её, и никогда не будет! Ни из тебя, ни из меня ничего уже не получится — и знаешь, почему? Потому что мы овощи — тупые, бесполезные овощи! И мы ничего уже не сможем в этой жизни, кроме того, чтоб жрать и спать, а в промежутках заниматься всякой хернёй, вроде твоей несуществующей качалки и моего якобы литературного творчества, которое никому не интересно...

Она вскочила с дивана и, завернувшись в плед, стала ходить из угла в угол.

— Ну, кому мешало то, что я видела Эйдана и говорила с ним? Я спрашиваю — кому?! — воскликнула она, — Неужели непонятно, что ради этого я жила, ради этого я проходила весь этот путь самоотречения — чтобы Он не забывал меня там, на небе — чтобы Он приходил и говорил со мною! А вы что сделали своим лечением? Отобрали у меня Его — отобрали у меня утешение и смысл жизни! Вот что вы наделали! — и она заплакала, — Радуйтесь: я теперь такая же, как вы все — посредственность и овощ бесчувственный, меня теперь ничто не колышет — радуйтесь! А когда так — зачем мне стремиться стать лучше и жертвовать собой? Вы ведь этого добивались, когда лечили меня — чтоб я не забивала себе голову ерундой, а спала там, где стелят и лопала то, что дают...

— Ты не права, — перебил её Слава.

— Я не права? И это говоришь мне ты — ты, которого тоже, как и меня, превратили в овощ! И ты доволен этим? Доволен тем, что ничего не чувствуешь и ничего не испытываешь?