Единственное, что я узнал за эту ночь, – то, что WebMD лживая и прогнившая насквозь корпорация – и что Келлан, вероятно, не переживет эту ночь.
Я достал сигарету и раскурил ее от зажигалки. Открыв окно, я положил сигарету на карниз и позволил себе несколько минут боли.
Глава 23
В кабинете доктора Джеймса Петтерсона было холодно. Холоднее, чем следовало. Конечно, на улице было больше девяноста градусов по Фаренгейту[4]
– что для Висконсина весьма жарко, – однако совсем не требовалось так выстуживать кабинет кондиционером. Джеймс – или Зубочистка Джимми, Ти-Джей[5], как его все называли в городе за рост и худобу, – был единственным врачом, которого я всегда знал и которому доверял. Но он не был похож на обычного врача. Иногда я даже гадал, действительно ли Ти-Джей был врачом или же ему просто в один прекрасный день стало скучно, и он купил стетоскоп и надел белый халат, чтобы никогда не снимать его. Он даже жил в квартире, расположенной прямо над его кабинетом.И этот кабинет даже выглядел так, как полагалось выглядеть кабинету поддельного врача. На каминной доске позади его стола красовалась голова огромного оленя, которого, по утверждению Ти-Джея, он подстрелил с закрытыми глазами много лет назад. Еще пол был застелен чем-то, что Ти-Джей выдавал за шкуру черного медведя, но на самом деле это был просто мохнатый ковер, который он, скорее всего, купил на распродаже в универсальном магазине. Ти-Джей придумал историю о том, как он убил этого медведя, держа в правой руке банку пива, а в левой – дробовик.
На левом углу стола стояла банка с желейными конфетами, а справа от нее – вазочка с черной лакрицей.
Мне взрывало мозг то, что доктор так впрямую может предлагать своим пациентам сладости, но в случае Ти-Джея это имело смысл, ведь его жена Эффи была одним из немногих стоматологов в городе, и ей всегда требовались новые пациенты.
Однако Ти-Джею и его супруге следовало более разумно подходить к выбору сладостей, потому что никто в здравом уме не станет есть черную лакрицу.
Я сложил руки на груди и плотнее прижал их к телу, чтобы сохранить тепло. «Черт!» Я замерзал. Мой взгляд сместился на соседний стул, на котором сидел Келлан.
Когда я посмотрел на Ти-Джея, то увидел, что его губы продолжают быстро шевелиться. Он снова и снова объяснял ситуацию. По крайней мере, я думал, что это так, но не был в этом уверен, потому что я больше не слушал его.
Не знаю, в какой именно момент я перестал вслушиваться в слова, слетающие с его языка, но в последние пять или десять минут я просто смотрел, как шевелятся его губы, изливая поток бессмысленных фраз.
Вцепившись в край сиденья, я с силой сжал пальцы.
Хуже всего был шок, я не знал, что я сейчас сделаю: засмеюсь, или зарыдаю, или же приду в ярость и буду лупить кулаками стену. Я не знал, сколько времени я еще смогу провести со своим братом. От ошеломляющего чувства одиночества у меня перехватило дыхание. Паническое сердцебиение сотрясало мой организм, и это чувство было ужасным, хотя и знакомым мне. Страх и ярость делали каждую секунду существования просто невыносимой.
– Логан, – произнес Ти-Джей, снова вовлекая меня в разговор. – Это не означает приговор для твоего брата. С ним работают лучшие врачи штата. Он получает лучшее лечение, какое только возможно.
Келлан потер затылок и кивнул.
– Это еще не конец, Логан, просто запинка.
Он кивнул еще раз, и это, в сочетании с выбором слов, озадачило меня. Если это не конец, почему он кивает, а не качает головой?
Я потер правой рукой щеку и откашлялся.
– Нам нужно еще одно врачебное мнение. – Я встал и начал расхаживать туда-сюда, запустив пальцы в волосы. – А потом еще одно, и еще.
Разве не так поступают все люди – ищут более приятный для себя ответ? Более многообещающий.
Нам был нужен хороший ответ.
– Логан… – Ти-Джей поморщился. – Поиски другого мнения только задержат нас. Мы уже идем в атаку на болезнь и надеемся…
Это случилось снова. Я перестал слушать.
Сеанс продолжался, но я больше не слышал ни слова. Никто больше не мог сказать ничего, что я хотел бы услышать.
В течение всего обратного пути до дома мы с Келланом молчали, и мой мозг не затыкался ни на секунду, снова и снова проигрывая одно-единственное слово – «рак».
У моего брата, моего защитника, моего лучшего друга был рак. И это не давало мне дышать.
Когда Келлан говорил, что Эрика обязательно куда-нибудь заедет перед тем, как отвезти меня к моей матери, я и представить себе не мог, что мы двадцать минут проторчим в пятом отделе посудного магазина. Прошел целый день с тех пор, как Келлан поведал мне о своей болезни, и я думал лишь о том, чтобы снять наркотиками этот стресс – и с каждой минутой, с каждой секундой это желание становилось сильнее. У Эрики была другая зависимость, помогавшая ей справляться с нервами – и эта зависимость называлась «посудный магазин».