Огонь, что горит в нас

Повернувшись на каблуках, она выскочила из комнаты. «Черт!» Я поспешил за нею, окликая ее, но она за всю дорогу до машины так и не оглянулась. Едва мы оказались в салоне, она врубила мотор и на скорости отъехала от бордюра. Прошло несколько минут, но мы не сказали друг другу ни слова.

– Послушай, то, что ты видела… – начал я, но она покачала головой.

– Лучше молчи.

– Эрика, это не то, что ты подумала.

– Хватит. Логан. Я больше не буду этого делать. Я не стану возить тебя туда, где ты можешь накидаться. Я не могу смотреть, как ты разочаровываешь своего брата.

– Я не употребляю наркотики.

– Врешь.

Я вскинул руки в знак поражения и тяжело вздохнул.

– Я даже не знаю, как с тобой нормально разговаривать.

– Вот и не разговаривай.

– Отлично. И не буду.

Эрика крепче стиснула рулевое колесо. Я смотрел, как на зеркале заднего вида раскачивается туда-сюда освежитель воздуха.

– Он болен, он пытается не показывать, как сильно он беспокоится за тебя и твою мать, но он в ужасе. Я считаю, что нужно смотреть в лицо реальности, а реальность такова – я только что видела тебя с наркотиками в руках. И менее всего Келлану нужно об этом знать – это только усилит его стресс.

– Что у тебя происходит в голове? Ты придумываешь какие-то дикие истории и осуждаешь людей за то, чего они не делали. Тебе не кажется, что ты слишком похожа на свою чокнутую мать?

Она притормозила у ресторана и свернула на парковку. Повернувшись ко мне, она резким тоном ответила:

– А ты – точная копия своей.

Глава 24

Логан

– Я не похож на свою мать! – шепотом выкрикнул я, спеша за Эрикой ко входу в «Бро-Бистро».

– Я тебя видела! – прошипела она в ответ, с силой ткнув меня в грудь. – Я видела тебя, Логан!

– Тебе кажется, будто ты что-то видела, но ты ошибаешься. Я не собирался употреблять!

– Не лги мне, сволочь! Как ты мог?! Ты обещал! Ты обещал!

Прежде, чем я успел ответить, к нам подошел Келлан.

– Вы что так долго? – спросил он. Мрачное выражение словно приклеилось к лицу Эрики, но она заставила себя улыбнуться, когда увидела тревогу в глазах жениха.

– Просто мне пришлось по пути кое-куда заехать, – ответила она, целуя его в щеку. – Но мы же здесь! И я очень жду твоего выступления.

Взгляд Келлана сместился на меня, и в этом взгляде по-прежнему читалась тревога. Я слегка пожал плечами – я не мог солгать брату.

Он понимающе нахмурился и кивнул в сторону дверей.

– Не хочешь подышать воздухом вместе со мной, Ло? Мне выходить на сцену только через пятнадцать минут.

– Конечно, – ответил я. Мои руки, засунутые в карманы джинсов, все еще были сжаты в кулаки после разговора с Эрикой в машине. Но я не мог даже по-настоящему злиться на нее. В ее глазах я был наркозависимым негодяем, который портил ей и Келлану жизнь и разбил сердце ее сестры, годами не давая о себе знать. В глазах Эрики я был подонком, который едва не убил Келлана и Алиссу в ту ночь, когда накачался дурью и схватился за руль машины. Я был человеком, по вине которого Алисса потеряла ребенка. В глазах Эрики я был для Келлана и Алиссы бременем, которое обоим следовало давным-давно сбросить – они не заслуживали такой тяжести. В ее глазах я был тем собой, которым изо всех сил старался больше никогда не стать.

Мы с Келланом вышли наружу, и в лица нам ударил прохладный вечерний воздух. Брат прислонился к кирпичной стене бара, уперся левой ногой в фундамент и закрыл глаза, подняв голову к небу. Я полез в карман за сигаретой, но остановился.

«Черт!»

Не курить.

Я прислонился к стене рядом с ним.

– Ты как, держишься? – спросил я, доставая зажигалку и начиная щелкать ею.

– Честно?

– Да.

Он открыл глаза, и я заметил, с каким усилием он пытается сдержать слезы.

– Я играл на гитаре для разминки, и моя рука начала дрожать. Вчера это тоже случилось, и мои руки не переставали трястись. Думаю, это все из-за нервов, потому что я боюсь химиотерапии. Я много читал о воздействии химии на психику, на мозг. В какой-то момент человек отчасти теряет когнитивные способности. Так что я, возможно, больше никогда не смогу играть на гитаре. Или писать песни. Я имею в виду… – Он прикусил губу и сделал глубокий вдох. Мой стойкий, неизменно сильный брат постепенно сдавал позиции. И я ничего не мог с этим сделать. – Я имею в виду… музыка… это я. Это моя жизнь. Я так много времени убегал от нее, и теперь, если я не могу играть на гитаре…

– Я буду играть вместо тебя, – совершенно серьезно сказал я. Он фыркнул.

– В тебе нет ни одной музыкальной косточки, даже самой мелкой, Логан.

– Я могу научиться. И к тому же, черт побери, помнишь, как ты учился готовить после того, как мой папаша сломал мне руку?

– Это когда я как-то раз готовил индейку на День благодарения?

Я хихикнул.

– Да, и ты орал: «Кто же знал, что чертову индейку надо размораживать больше четырех часов?!» – когда пытался ее разрезать.

– Нет, серьезно, кто же знал?