Огонь и агония

А-а – он значился чиновником. А Пушкин кем значился – глашатаем? Коллегия, титулярный советник, камер-юнкер, жалованье – он кто, анархист Кропоткин? Да если бы Булгарин написал прочувственные стихи про царя и провозгласил бы тост за его здоровье в благородном собрании – его бы как заклеймили? Не отмылся бы вообще. Булгарин значился с тем же VIII классом чиновником для особых поручений Министерства народного образования – и что? Разве что денег за это не получал – пером и газетой кормился.

Царь пожаловал Булгарину бриллиантовый перстень за «Дмитрия Самозванца»? Ну не все ж его в тюрьму сажать за раздражающую рецензию.

Но с этого момента – Булгарин враг народа! Реакционер, стукач, лицемер, льстец, клеветник, душитель свобод и исчадие ада! Хватит с вас подробностей! Пора и за топор браться!

Булгарин бездарь – и Белинский, лидер русской критики, его заслуженно заклеймил! – Братцы, Белинский очень высоко оценил «Ивана Выжигина», и только постепенно его оценка съехала вниз.

Булгарин низко травил солнце русской поэзии – Пушкина! – Джентльмены, истина в том, что после разноса Булгариным VII главы «Евгения Онегина» царь передал через Бенкендорфа запрет писать что-либо против Пушкина. И травля пошла в одну кассу: Пушкину можно – Булгарину нельзя. Тем не менее «Северная пчела» в самых высоких тонах объявила о выходе отдельной книгой полного «Евгения Онегина», и кое-что дальше в том же духе.

Все писали на Булгарина эпиграммы, даже юный Лермонтов – это же общественное мнение, верно? – Лермонтов был сподвигнут на эту эпиграмму выходом булгаринского кирпича «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях». Да, от русской литературы Булгарин был не в полном восторге, насколько можно судить. Но и Лермонтов прочесть это не удосужился – однако из аристократизма, нонконформизма и поэтической независимости присоединиться к литературно-аристократической фронде считал за естественный долг. – Пройдет три года, и Лермонтов выпустит «Героя нашего времени» – и кроме порицания и непонимания не будет ничего. И единственный Булгарин напишет блестящую рецензию, превознося шедевр и пророча великую будущность автору – упомянув, что хоть и принадлежат они волею судеб к разным лагерям. Булгарин не раз являл благородство по отношению к тем, кто его поносил. Могут ли то же сказать о себе его критики? Что ответил командующий Императорской гвардией генерал Камбронн на предложение сдаться под Ватерлоо? «Дерьмо!»

Ни о ком и близко в русской литературе не повторяли столько злобной и нелепой чуши:

Вот он лично под уздцы переводит лошадь с Наполеоном по мосту через Березину при отступлении. Это вам лошадь сама сказала, или Наполеон? А что – преданных адъютантов, верного эскорта – никого нигде нет, что безвестный польский улан ведет: «Давайте, – говорит, – я переведу!»

Вот он получает третий (вариант: второй) бриллиантовый (вариант: золотой) перстень от императора (вариант: императрицы) за «Дмитрия Самозванца» (вариант: за записку «О цензуре в России и книгопечатании вообще»). У этого негра-наркоторговца пальцев хватит на все царские гайки?

А вот пламенные историки пишут, что после войны (1812–14) все поляки, служившие у Наполеона, по закону были обязаны служить в казаках. А раз Булгарин не стал казаком – значит, его царь лично от этого освободил. За некие услуги. (Вообще военные историки – это передовой отряд российской науки, конкурирующий с народными целителями. Они до сих пор проповедуют, что Фултонская речь Черчилля – это объявление холодной войны – не читая речи и не зная шагов Сталина в политике с 1943 (отказ от признания уже признанного ранее польского правительства в изгнании) до февраля 1946 (отказ вывести оккупационные войска из Ирана), не говоря о железном занавесе.) А пехотинцы – тоже в казаки? А старики-обер-офицеры – тоже в казаки? Или это, может быть, касалось только кавалеристов, желавших продолжить службу в русской армии? А вы много слышали о мобилизации в казаки иных сословий? Эти пархатые большевистские казаки еще Штирлицу действовали на нервы. И эта банда идиотов тоже тщит себя интеллектуалами.

И того более: если в мае 1826 было приказано взять Булгарина «под строгий присмотр» в связи с некоторыми его статьями и сведениями о близости к декабристам (были и доносы на него), то можно встретить и утверждения, что тогда же Булгарин был арестован (что уже чересчур).

Ну, сведений больше нам сейчас уже не всунуть. Хватит. Давайте итожить. Чего его так ненавидели-то? Понятно, не читатели, не власти, и даже не литературный свет года до 1830 так сильно. А вот именно приличное общество и литературный свет после 1830. Хотя зрело это еще с разгрома декабристов.

Во-первых, литературная конкуренция. Борьба за читательский рынок. Это обычно, неизбежно, элементарно.