Во-вторых, он многих задевал своими отзывами и рецензиями. Ибо был честен и прям в таких отзывах – а это не просто грех: это ошибка. Он что думал – то валил, как понимал – так и отзывался. Искренне хвалил, искренне ругал. Не ставил целью этих публикаций улучшить свое положение, заискивать дружбы, устанавливать связи, показывать себя полезным сильным мира сего литературно-светского. А критика рождает злопамятность, ненависть, желание отомстить.
Третье. Он не строил отношений в литературном свете, не поддерживал в нем нужных связей, «не жил литературной жизнью». Был сам по себе. Здесь разгром декабристов сказался сильно: кто умер, кто сослан, кто казнен из булгаринского окружения. Это не абсолютно, конечно, оставались и друзья, и сторонники, и с кем словом перекинуться, рюмку выпить – но! Он уже очень сильно занят, очень много работает: на нем самая массовая и часто-регулярно выходящая газета, и он пишет в конце двадцатых – начале тридцатых во многие разы больше, чем кто-либо еще. Ему просто некогда болтать и занимать время пересудами!
Четвертое. Характер ни фига не нордический. Вспыльчив, горд, самолюбив, независим. Это никому не помогало. (Пушкин? Характер Пушкина в конце жизни его недолгой его ведь и погубил.)
Пятое. Успех! Успех как издателя. Успех как журналиста. Успех как писателя. По всем трем статьям он был номером первым. Максимальные тиражи, максимальная слава, максимальные заработки. Это очень опасно, это требует огромной осмотрительности – этого люди, как давно известно, не прощают.
Не то шестое, не то все еще пятое. Зависть и ревность, ревность и зависть! В творческих людях эта черта развита в максимальной степени. Твой успех – умаляет меня! и хоть ты тресни. Это так вечно, это так просто, это так неизбежно. Скрывают зависть только по отношению к тем, кого свалить или принизить не надеются: или он умер, или далеко и высоко, или твоя группа, в смысле тусовка, сошлась во мнении в его величии – и тогда тебе необходимо к мнению тусовки присоединиться, чтоб не стать белой вороной и изгоем.
Седьмое. Групповщина. Если он не входит в нашу группу, и наши мнения и интересы могут не совпадать и сталкиваться – он враг группы. Нет, ну объективно враг, мешает. Истине мешает, и нашим делам мешает. Его надобно устранить. А неприязнь, растущая до ненависти – это истинное основание для устранения, первопричина то есть, мотив.
Восьмое! Очень даже восьмое! Чувство – это и есть самый глубинный уровень всей психологии. И чувство это требует реализации, действия, чтобы реализоваться, воплотиться, стать удовлетворенным – снять стресс, снять внутренний дискомфорт. То есть, то есть! Человеку решительно потребно, чтобы его чувства, мысли и поступки находились в гармонии, в равновесии, в единстве – чтобы они в согласии находились!
Ну вспомните: если жена не любит мужа (или наоборот) – она всегда найдет в нем/ней массу недостатков, которые нельзя перенести! А если любит – то и недостатков нет, просто милые особенности, простительные слабости.
То есть: зависть, ревность, ненависть к Булгарину должны были принять какую-то рациональную форму, должны были облечься в какие-то разумные аргументы, найти логичные объяснения, доказательства того, что ненавидящие – правы, он гад.
На уровне элементарной социальной психологии – здесь все просто, объяснимо легко, понятно.
А вот дальше начинается сложнее, интереснее и труднообъяснимее. Вот уже нет Пушкина, и Лермонтова нет, и Гоголя не стало. Отшумели горячие баталии, устаканился николаевский режим. А стареющего Булгарина презирают все больше, ненавидеть не устают, из литературы выстругивают рубанком. Что стряслось?..
И вот тут снова начнем по порядку.
Век Екатерины позволил дворянству, знатной верхушке, пробившимся наверх – чувствовать себя всемогущими, во многом независимыми, гордыми, с чувством собственного достоинства, олигархи, одним словом. Екатерина свою зависимость от их преданности понимала ясно.
Павел попробовал закрутить гайки, был убит, и Александр объявил оттепель. Настало время либерализма. Свободы некоторые, достоинство, элементы моральной независимости.
Шар-рах! Итог – сильно независимые декабристы. Николай натянул вожжи. И стал поджимать следы вольномыслия до стандартов испанского сапога.
И вот люди, воспитанные в гордом чувстве собственного достоинства и моральной независимости, впали в негодование и тоску по свободе. Это была скрытая и бессильная – но нравственная оппозиция режиму. Это была отчасти внутренняя эмиграция. Вот таково примерно было самоощущение тусовки дворянской литературы.
Служить деспотизму – западло! Совесть страны и хранители нравственности и культуры – это мы! Нас мало читают? неважно! – пусть малыми тиражами, друг для друга, но мы будем высоко держать знамя истинной культуры – культуры для людей образованных, умных, нравственных, с чувством достоинства. А кто не с нами – тот против нас.