Огонь и агония

Оформилась социальная группа свободных аристократических литераторов. Они были знатны, у них были связи в высшем свете и во власти, у них были родовые доходы – они были независимы от милостей царя. Такие литературные герцоги и графы, презиравшие кардинала Ришелье, посягавшего на их права и независимость.

И они презирали – тех, кто сотрудничал с гнусной царской властью, повесившей и сославшей избранную публику. С властью, вбивавшей свою правящую вертикаль, усиливавшей засилье чиновников и бюрократов.

А Карамзин, придворный историограф на царском жалованье, действительный статский советник? А Жуковский, учитель императрицы, наставник цесаревича, статский советник, автор гимна «Боже, царя храни»? А Крылов, обласканный царской семьей статский советник с шеститысячным пенсионом? А Вяземский, камергер и тайный советник? А они круто стояли, их трогать не смей, их надобно уважать, дружить, ладить. Невзирая на происхождение – они стояли выше аристократической литературной тусовки, не снисходили до нее, они были в силе близ царя.

Другое дело – Булгарин, Греч, Сенковский (еще один поляк). Не по чину откусить хотят! Император с ними знакомство не водит, до дворца им не допрыгнуть. Они – плебеи. И в сотрудничестве с вышестоящей властью – вот тут-то их подлое плебейство и видно. Спины гнут, услужить норовят, подличают через это.

Когда свой сотрудничает с властью – это жизнь, условия такие, и он хочет делать посильное добро, а честь его не замарана. Когда то же самое делает другой, чужой, которого считают ниже по положению в обществе – это низкое поведение, продажность и лизоблюдство.

А хотите почитать пушкинское «Путешествие из Москвы в Петербург»? Это такой «анти-Радищев». О, как свободен и зажиточен русский крестьянин, сколько в нем достоинства! (Это о крепостных.) А как полезна и благотворна цензура – ибо даже высказывание мысли заранее в рамки закона заключать надобно! Сколько аристократизма и свободомыслия! Если бы это Булгарин написал – с ним бы не скажу цензурными словами что сделали.

Мы имеем жесткую групповщину – которой не стесняются, которую полагают законной и правильной. Своих – защити, чужих – утопи.

А потому что есть такой закон групповой психологии: для защиты своего – нужно в тех же грехах, но в гораздо большей степени, обвинить чужого. И срабатывает поглощение меньшего большим, тихого громким. Пушкин славил царя, служил правительству, был придворным, писал благонамеренные тексты? Но! Пушкин – общепризнанный талант, Пушкин наш, Пушкин аристократ, к Пушкину прислушивается свет. Не отдадим! А вот чужой – он социально ниже, коммерчески успешнее, торгаш, борзописец, подлая личность: и все его сотрудничества и пользы правительству – вот это действительно подло! Вот о нем и поговорим!

И! Происходит обычнейшая в человеческом мире вещь! Взгляды элиты (в данном случае литературно-светской) становятся корпоративными истинами. Ты хочешь быть принят в сообщество значительных литераторов? Так должен признать: Пушкин – светлый гений, а Булгарин – бездарный подлец. Это – опознавательная система «свой-чужой».

Проходит время – и Пушкин с Булгариным перестают быть живыми людьми, но остаются информационными образами. И каждый информационный образ имеет свою эмоциональную нагрузку. И вот это приобретает характер идеологии – и идеология уже рулит информацией: что и как можно говорить – а что и как нельзя. И вот уже из полного академического собрания сочинений Пушкина и Грибоедова изымаются все добрые слова в адрес Булгарина. А рецензия Булгарина на Лермонтова не упоминается в работах о Лермонтове. И так далее.

Культ Пушкина и очернение Булгарина превращаются в символ веры. Условие причастности к миру приличных людей. После этого можно уже не думать!

Почему? Это подчинено законам структуризации социокультурного пространства. Оно тяготеет к поляризации, к разности потенциалов разных своих величин. И сейчас только отметим: на каждого Моцарта должен найтись свой Сальери, на каждого Цезаря – Брут, на каждого Людовика – Робеспьер. Все встали и поклонились великому Гераклиту: единство и борьба противоположностей! Это он первый понял.

Где умный спрячет лист? В лесу. Где умный спрячет службу царю? В тени слуги царя. Над тенью надо поработать – чтоб побольше и погуще.

Как насчет манихейства? Это ведь вариант дуализма, немалое зерно истины. Всегда должно быть белое и черное, и вечно они должны бороться. И одно определяется через другое – через противоположное определяется. Без Булгарина (и кстати без Дантеса) Пушкин не обрел бы ангельское сияние в русской культуре, ореол гения и мученика, гонимого и убитого. Ибо черные люди оттеняют его белизну.

Вам нравятся слова онтология и онтогенез? В нашем случае – это принцип и процесс происхождения объекта. Наш объект сегодня – Булгарин. Но без своей неотрывной противоположности – без Пушкина – Бугарин как сложившийся феномен не существует. Ибо Пушкин был знамя высокой дворянской литературы – а Булгарин был сформирован как образ его антипода.