Огонь и дождь

Из окна темной спальни она следила за тем, как он идет к своему коттеджу, и котенок скачет возле его ног в лучах лунного света. Воспоминания, с которыми у нее больше не было сил бороться, овладели ее сознанием.

***

Выйдя из больницы после операции, Миа столкнулась с большими трудностями в поисках работы. То ли она не могла толком скрыть от своих нанимателей депрессию, ставшую последствием ее болезни и случайно подслушанного признания Глена по поводу его истинных чувств. То ли она не внушала доверия из-за того, что ее истинные интересы навсегда остались дома, в куске необработанной глины, и никто не хотел брать на работу такого сотрудника. Бюро по найму было ее последней надеждой. И когда она пришла в тот первый день на работу, но услышала, что в ней уже не нуждаются, она не сильно отчаялась. Она может вернуться к себе домой, прилечь отдохнуть. Никто не станет приставать к ней с утешением и вселять в нее бодрость.

Она была удивлена, увидев на подъездной дорожке обе их машины, однако еще большее удивление ждало ее возле входной двери. В ее воспоминаниях возникла картина, похожая на кошмарный сон. Ее сестра и Глен, оба голые, лежали на полу в гостиной напротив камина, свернувшись в клубок.

Первой заметила ее Лаура.

– Миа! – Она отпихнула Глена и уселась на ковре, сверкая на солнце своими красивыми грудями. Глен тоже повернулся к двери.

Миа развернулась на месте и бегом бросилась к машине. Однако Глен не отставал от нее в своем старом «лендровере». Он перехватил ее на первом же углу и выскочил из машины. На нем были надеты лишь джинсы, ширинку которых он застегнул, уже втиснувшись на пассажирское сиденье возле Миа.

– Выродок, – произнесла она. – Прочь отсюда!

– Нет, Солнышко. Поедем домой.

Она развернула машину на перекрестке и съехала на обочину, но не выключила зажигания. Глядя прямо перед собой, она размеренно промолвила.

– Убирайся из моей машины, Глен. Оставь меня. Он протянул руку и выключил зажигание. Машину затопила тишина.

– Солнышко. – Он попытался привлечь ее к себе, обнять, но она с силой оттолкнула его руки.

– Проваливай ко всем чертям! – Она прижалась к дверце машины, стараясь отодвинуться от него как можно дальше. Про себя она удивлялась, что ей совершенно не хочется плакать. В эту минуту гнев пересилил в ней горе. Она жаждала мщения, ей хотелось как можно сильнее уязвить его.

– Я виноват, – сказал он. – Я так виноват. Мы с Лаурой в каком-то смысле стали как одно целое, пока заботились о тебе.

Она обратила на него разгневанный взор.

– Постарайся сочинить что-нибудь более заслуживающее внимания. Твои увертки слишком незатейливы, это даже оскорбительно.

– Мы вовсе не собирались влюбляться друг в друга. Все случилось само по себе. Иногда эти вещи совершенно непредсказу...

– Заткнись!

– Мы просто хотели обождать, пока ты наберешься сил, а уж потом сказать тебе обо всем.

– Какие вы оба заботливые. На мгновение Глен умолк.

– Я все еще люблю тебя, Солнышко, – тихо сказал он. – Просто теперь я чувствую это совсем по-иному.

Миа вся напряглась для уничтожительного ответа. Вот он, момент, когда она должна бросить правду ему в лицо.

– Я больше не возбуждаю тебя.

– Нет.

– И ты не можешь заниматься любовью со мной, зато, по счастью, у тебя совершенно не возникает проблем для занятий любовью с моей сестрой.

Она сорвала с пальца свое обручальное кольцо. Он попытался было выхватить его, но Миа успела открыть окно в машине и зашвырнуть кольцо как можно дальше вдоль дороги.

– Солнышко! Ты же законченная дура! – Глен распахнул дверцу и помчался по улице, спасая свой драгоценный бриллиант. Благодаря этому Миа смогла спокойно уехать прочь. Она не сомневалась, что он больше не вернется домой, если не считать вынужденного визита за вещами и кое-какими принадлежностями для работы.

С того дня она больше ни разу не взглянула на себя в зеркало. То, что отражала его бездушная поверхность, не могло быть ее телом, это всего лишь панцирь, временная оболочка.

Когда в коттедже у Джеффа погас свет, она сняла со стены зеркало, поставила его на туалетный столик и развернула так, чтобы видеть себя от пояса до подбородка. В окно лился бледный лунный свет. Она начала расстегивать на себе рубашку, делая это не торопясь, так, как это должен был бы делать мужчина, как это должен был бы делать Джефф.

Сможет ли она открыться Джеффу? Он совершенно ни в чем не похож на Глена. Может быть, он воспримет ее признание более отзывчиво. Не с унизительной жалостью, а с уважительным сочувствием. Возможно, он окажется способен созерцать последствия убытков, причиненных ее телу, не так собственнически, как это делал Глен.