Огонь и сталь (СИ)

Жаркое резко утратило свой вкус и аромат, Онмунд с трудом проглотил последний кусок и отодвинул тарелку. В памяти мелькнула та ночь в Фолкрите, когда Деметра… выпила жизнь ни в чем неповинного человека. У каждого свои грехи, свои пороки, но расплачиваться должен он сам. И погибнуть не так, не от клыков проклятого даэдра.

— Ты-то чего зазнаешься?! Сама человечинкой не брезгуешь, а мне надо всего лишь пару капель алого, — несмотря на надменный тон и высокомерно вздернутый подбородок, глаза Довакин смеялись. Она подперла кулаком подбородок, закусив ноготок на мизинце, — пришел под покровом ночи, один укус — и я сыта. А ты…

— Деметра, замолчи, — выдавил юноша, сжимая кулаки. Глаза северянина потемнели, превратившись из синих в практически черные, на скулах заходили желваки. Вздохи, рваные и хриплые, со свистом вырывались из его груди. Бретонка замолчала, ошеломленно моргая, и улыбнулась. От такой улыбки тревога мазнула по затылку эльфки ледяным шершавым языком. Она покрепче прижала к себе притихшую Лис и бросила опасливый взгляд на Мерцера.

— Онмунд, в чем дело? — стремясь уберечь крохи стремительно таящего благодушия, девушка ласково коснулась плеча мужа, но норд порывисто вскочил на ноги. Разговоры в таверне мгновенно смолкли, немногочисленные посетители повернулись к магу. Онмунда била дрожь, его душила ярость. Его жена… его любимая, прекрасная, милая жена смотрела на него с такой болью и обидой, а юноша не ощущал ничего кроме гнева. Тесть подвинулся поближе к застывшей дочери.

Серебристые глаза магессы блестели от непролитых слез, с губ сорвался горький всхлип, но магичка вдруг тихо рассмеялась. Звук ее ядовитого веселья протяжным эхом отозвался в голове северянина. Взгляд девушки, только что бывший таким ранящим, блеснул остро и хищно. Когда Онмунду было лет тринадцать, он увязался вместе со старшим братом на охоту. Волчица, попавшая в капкан, смотрела на него так же, как сейчас взирала на него жена. С затаенной ненавистью, злобой и болью.

— Что-то не так? — апатично осведомилась Деметра, склонив голову на бок. Длань, которую маг так презрительно отбросил, бретонка прижимала к груди, сжимая в кулаке бархат мантии. Золотистая цепочка амулета Мары обвила ее пальцы, края кулона впились в кожу ладони.

— Деметра… я больше не могу, — Онмунд хотел говорить твердо, но почему-то выл, стонал как побитый пес. — Я не хочу больше видеть тебя такой. И знать, что… что ты… — норд вздохнул и протянул к Довакин руки, — прости меня…

— Нет, — одно слово, хлесткое и резкое, словно предательский удар в спину, словно стрела, пущенная из темноты, сдавило грудь стальными тисками, которые раскалялись, так медленно и неспешно, словно желая причинить ему как можно больше боли. Юноша прерывисто выдохнул сквозь зубы и повернулся к Мерцеру. Анвильский маг смотрел на него исподлобья и многозначительно кивнул в сторону выхода. Деметра же плавно поднялась на ноги. Не удостоив мужа даже взглядом, она направилась прочь, гордо держа голову и высокомерно улыбаясь глазеющим на нее жителям Айварстеда. Тинтур с Лис на руках поспешила вслед за ней. Только босмерка видела как за закрытой дверью комнаты Довакин и Слышащая Темного Братства упала на застеленное шкурами ложе, заливаясь слезами. Только Мерцер и полдюжины посетителей «Вайлмира» видели, как Онмунд неловко закинул суму на плечо и поникший, ссутулившийся побрел к выходу из таверны.

***

Ветер бил его по лицу, дергал за полы плаща и выл так отчаянно, что магу самому в пору было кричать. Сумасбродство уходить в ночь да еще в начинающуюся грозу. Небо иссиня-черное, висит практически над самой землей, даже лун не видно, лишь молнии вспарывают зловещую пелену облаков, освещая Рифт короткими рваными всполохами. Где-то совсем рядом ухал филин, черная тень промелькнула перед лицом Онмунда. Юноша резко остановился, вскинул руку с пылающим в ней заклинанием пламени. Гром зарычал гневно и раскатисто.