Огонь и сталь (СИ)

— Ага, а вдруг она рассыплется?! Трухлявая такая, хуже старого пня, — юноша поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и тело Матроны едва не вывалилось из гроба. Чертыхнувшись, он в последний момент успел схватить ее за иссохшую руку. Сердце пронзили тысячи раскаленных иголок, когда Хранитель увидел, как его грязные пальцы впиваются в скудную плоть, оставшуюся на костях Матушки.

— Нечестивцы! — завопил он, не слыша собственного крика. Взгляд застлало плотной алой пеленой, рукоять эбонитового кинжала сама легла в ладонь. — Как вы посмели?!.. еретики, осквернители! Как вы дерзнули?! — имперец метнулся вперед, сбивая с ног одного паренька и хватая за плечо другого. Догматы велят не поднимать руку на братьев своих и сестер, но этот плевок в сторону веры, самих столпов Темного Братства эти щенки смоют только своей кровью! И кровь их ничем не лучше грязи в канаве!

Когда встревоженная криками Бабетта и сопровождающая ее Турид прибежали к святилищу Матери Ночи, бледный Цицерон стоял, склонившись над послушниками, скулящими в лужах собственной крови. Они были живы, но лица были так изрисованы сталью, что милосерднее было бы их убить. Кожа свисала рваными лоскутами, плоть кое-где обнажала кость. Посвященные рыдали от боли, и их слезы только сильнее разъедали раны. Хранитель неспешно убрал клинок в ножны, и поднял взгляд на облизывающуюся Бабетту. Девочка вздрогнула, невольно отшатнувшись. В глазах шута ни капли былого безумия. Искрятся словно янтарь на солнце, взирают спокойно, уголки губ приподнялись в скупой усмешке. Ни хихиканья, ни песенок, ни плясок… такой Цицерон пугал двухсотлетнюю вампиршу.

— Бабетта, — незнакомые бархатные нотки в голосе гаера заставили не-дитя вздрогнуть, — будь добра, позаботься о них. Они осквернили гроб Матери Ночи, и я позволил себе их наказать, — имперец презрительно поморщился, — жизнь я отнять не могу, но… зато отобрал их лица. Служить Ситису можно и без них, верно?

Леденящие объятия страха смыкались так крепко только однажды — когда пришла весть о падение чейдинхолльского убежища и когда Пенитус Окулатус напали на их оплот близ Фолкрита. И вот сейчас… когда шут ведет себя совершенно не как шут.

***

Мерцер частенько сравнивал свою судьбу с игрой в кости. Новый день — новый бросок, и никогда не знаешь, что выпадет. Он думал, что уже привык к проигрышам, неожиданным победам и прочему, но выходки дочери вновь и вновь доказывали ему обратное. Замужество, ребенок-аргонианин, а теперь еще и босмерка. Маг не считал себя расистом, напротив, он вполне терпимо относился ко всем расам. Терпимо, но настороженно, бретон за свою жизнь хорошо изучил натуры каджитов, альтмеров и даже орков, а лесные эльфы… мужчина покосился на Тинтур. Лошади ее боятся, Грзэин пару раз едва не сбросила наездника, когда эльфка подошла к ней слишком близко. Запашок псины, странные ногти на ногах, острые и чуть изогнутые, голодный блеск в раскосых глазах цвета осенней листвы. Проклятье к проклятью.

— M’anaan, — Лис, сидящая на коленях эльфийки, моргнула мутными внутренними веками и потянулась за следующим медовым пирожком, но обиженно зашипела, когда Белое Крыло хлопнула ее по чешуйчатой ручке. Деметра церемонно глотнула сидра из чаши.

— Манан, — выпалила Довакин, лукаво ухмыляясь. Онмунд смешливо хмыкнул, едва не подавившись рагу.

— Нет, M’anaan, — терпеливо повторила Тинтур и коснулась мочки своего уха. — Умеющий слышать.

— М’анан! — решительно заявила Лис, вновь пытаясь цапнуть лакомство, и громко икнула, выпучив серо-зеленые глаза от изумления. Бретонка отодвинула тарелку подальше от девочки, а босмерка принялась поить ее водой из чашки. В уголках губ Белого Крыла таилась озорная ухмылка.

— Это дитя способнее тебя, — тихо заметила она, поглядывая на блондинку сквозь полуопущенные ресницы. Они у эльфки тоже рыжие, но светлее волос, будто выгоревшие. Вообще она довольно миловидна: россыпь веснушек на переносице и щеках, высокие скулы и раскосые глазищи цвета меда. Деметру отнюдь не удивляло, что Вилкас, один из братцев–увальней, так прикипел к ней. Наверняка такому здоровяку хотелось бы защищать ее, холить и лелеять, наряжать в платьица и по воскресеньям ходить на службу в храм Кинарет.

— Я не собираюсь учить мер, — фыркнула Драконорожденная, поправляя накидку, подбитую лисьим мехом. — Я только поинтересовалась, как будет «слышащий» на твоем варварском наречии.

— Ты у нее спроси как «вампир» по-мерски будет, — мрачно заметил Мерцер. Онмунд подавился элем, Тинтур хмыкнула, и даже Лис, толком не понимая причину общего веселья, тоненько захихикала. Довакин возмущенно засопела и так резко поставила чашу на стол, что сидр переплеснулся через края кружки. Девушка брезгливо вытерла липкие пальцы о мантию. Ишь, умные какие. Одна даже говорить не умеет толком, вторая хвост отращивает каждое полнолуние! Молаг Бал и не разумел никогда, что его проклятье станет когда-нибудь предлогом для шуток.

— Вампир, — босмерка щелкнула ногтями по горлу, — noffete’bleead. Пьющий жизни.