Огонь и сталь (СИ)

Манекен стонал, будто живой, безропотно принимая каждый удар Вилкаса. Вместо крови раны сочились песком и опилками, но сталь вгрызалась в них не менее охотно, чем в живую плоть. Пот застилал ему глаза, мышцы ныли от напряжения и молили об отдыхе, но юноша все продолжал и продолжал наносить удары, терзать ни в чем не повинный манекен. Рукоять двуручного меча горела, раскаленная его яростью. Ушла. Сбежала как воровка, выскользнула из Йорваскрра, пока Соратник спал, и даже не сказала, почему. Норд проснулся — а босмерки рядом нет. Сначала он подумал, что Тинтур ушла в лес, но девушка не вернулась ни к обеду, ни к сумеркам. Он, как последний дурак, собирался было пойти поискать ее, когда стражники сказали, что видели, как она покидала город вместе с Довакин. Сипло зарычав, Вилкас снес деревянную «голову» манекена и одним мощным ударом разрубил «торс» от плеча до живота. Песок пыльным водопадом хлынул ему под ноги.

Эйла еще Фаркаса кличет тупицей, хотя второй брат в простодушии ему не уступает. Дурак, какой же он дурак… поверил девке, что путникам на большой дороге глотки резала! Последний раз воин Белому Крылу позволил… а что позволил?! Сам рад был, что она наконец-то на него посмотрела, вел себя не как волк, а как щенок, счастливо повизгивал, хвостиком вилял, чуть ли не ел у нее с рук. Юноша устало опустился на скамью, не выпуская меча из рук. Славный клинок, льдисто-голубая сталь отливает белизной, словно озеро, подернутое льдом. От лезвия веет холодом, который мгновенно сменяется жаром, когда он рассекает броню врагов, опаляя болью и страхом. Вилкас раздувался от гордости всякий раз, как брал в руки меч, а сейчас он не вызывал в нем ничего кроме досады. Боль и яд разочарования отравили его так, что и жизнь стала не мила.

— Братец, запыхался? — Фаркас, широко улыбаясь, хлопнул близнеца по плечу. — Я тут тебе воды принес. Ну что, закончил манекенов кромсать? Может, на охоту сходим? Давай дойдем до Пика Древних? Говорят, там дракон поселился, а я жуть как хочу взглянуть на зверюгу! А вечерком в таверну заглянем, — голос юноши опустился до искушающего шепота, — Хульда новых служаночек взяла. Я тут давеча видел одну. Этакая курносенькая, рыженькая, с веснушками…

— Не хочу, — устало буркнул Соратник, не поднимая глаз на брата. — Как-нибудь в другой раз.

Фаркас тяжело вздохнул, грустно покачал головой. Вилкас смотрит в кружку с таким видом, будто утопиться в ней решил. Юноша запустил пальцы в свои темные волосы, давно не знавшие гребня. Знал он, что дурная затея скрыть письмо от эльфки, твердил братцу, что сказать ей надо, но он втемяшил в голову, что как узнает она о письме, так тут же сбежит. Она и сбежала. Только не из-за письма.

— Ты… по Тинтур так тоскуешь? — осторожно спросил Фаркас и едва уклонился от брошенной в него кружки.

— Что б я по этой… мерке сох?! Не мели ерунды! — рявкнул Вилкас с неожиданным пылом. — Плевал я на нее, ясно?! Пусть катится на все четыре стороны, хоть дракону в гнездо, хоть Малакату в пасть!

— Может, она еще вернется, — протянул Фаркас, аккуратно забирая из рук северянина меч. Родственник горяч, чего доброго и замахнется. — Раньше она тоже уходила, приходила…

«Уходила, потому что скучала по лесу, а не потому, что кто-то спрятал ее письмо…»

— Что? Что ты только что сказал? — темные как ониксы глаза близнеца смотрели на воина с недоумением. Юноша сглотнул и быстро спрятал меч за спину.

— Ничего, брат, это… это я так, мысли в слух.

— Какие еще мысли? — Вилкас медленно поднялся на ноги. — Тинтур что, нашла письмо от Темного Братства?!

Фаркас не ответил. Смущенно отвел взгляд, чувствуя, как предательский румянец заливает щеки. Неловко пошаркав ногами, он почесал небритую щеку.

— Сам виноват! — пробурчал он. — Даже сжечь его не мог. А я говорил тебе, что ей это не понравится.

Не понравится?! Так-то теперь делают, из города сбегают, когда что-то не устраивает. Неожиданная догадка оглушила юношу. Ежели ей гильдия убийц вдруг пишет, то… неужто она Изольду убила? Перегрызла горло девице, словно зверь какой, и бросила на улице, истекать кровью! Соратник сжал кулаки. Преступник преступником всегда остается, его исправит лишь могила. Пойти бы сейчас к ярлу да выложить все как есть! И месяца не пройдет, как придется босмерке за свои грехи расплачиваться перед Вайтраном и Рифтеном. С двух казней не сбегают, если только Девятеро над ней не смилостивятся, но станут ли Акатош, Кинарет и Мара жалеть душегубку? Северянин побрел прочь мимо погрустневшего брата, но шел он не в Драконий Предел, а в свою комнату, которую занимал вместе с той, которую мнил своей невестой. Конечно, он не позволит себе выдать Тинтур, даже если вина за смерть Изольды лежит на ее плечах. Пусть живет своей жизнью, охотится при полной луне или уйдет в Предел, к Изгоям и ворожеям, а может, решит вернуться в Валенвуд. Пусть даже возвращается в Вайтран, если этот город ей мил, но Вилкас отныне никогда не поддастся на ее уловки. Вырвет эльфку из сердца как занозу. С мясом и кровь, если нужно.