Огонь и сталь (СИ)

Она не ответила на оскорбление, лишь сильнее распалив злость северянина. Ишь чего удумала шлюха, Кьелла, внучатого племянника двоюродного брата Вулвулфа Снегохода, обдурить решила?! Чай он не пес да не отродье остроухое, что б им помыкали! Норд, позабыв об искалеченных пальцах, сжал было горло девицы, но щербатое лезвие крест на крест располосовало его живот. Глухо охнув, он схватился за рану. Клинок распорол кожаный жилет и рубашку, горячая жижа опалила израненные пальцы Кьелла, словно не кровью он истекает, а лавой, будто кишки его наполнены расплавленным железом. Мужчина как мог зажимал раны, боль оглушала, дробила рассудок и сознания, накатывала исполинскими волнами, сметая остатки воли и храбрости. Девушка играла кинжалом, крутила его в ладони. Сквозь бешеный стук сердца, эхом отдающийся в ушах, северянин слышал, как лезвие рассекает воздух.

— Помнишь, что ты сказал тогда? — кинжал плясал в тонких пальцах, она смотрела на него глазами зверя, жестокими и безжалостными. — Помнишь? «Все поют, даже талморские шпиончики, когда с ними толкует настоящий норд». Помнишь?

Глаза Кьелла расширились от удивления и ужаса. Презрение исказило его лицо уродливой гримасой.

— Что, остроухая что ли, а?! Падла эльфийская?! — он ринулся на эльфку, но сильный удар в грудь вынудил его распластаться на полу. Воздух выбило из его легких, под сомкнутыми веками взрывались звезды. Страх сжал его в ледяных объятиях, из которых Кьелл тщетно пытался вырваться. — Ну, тебе это с рук не сойдет! Ты кровью заплатишь! Головой, тварь талморская! Ярл Ульфрик…

— Ярлу Ульфрику делать нечего, как заниматься какой-то сдохшей паршивой собакой, — голос абсолютно спокоен и меланхоличен, — ты не узнал меня, Кьелл, верно? Не одному эльфу ты угрожал, не над одним издевался.

— И что? И ЧТО?! Скайрим для нордов, поняла, сука?! — он плюнул, целясь ей в лицо, но промахнулся. Непрошенные слезы струились по его щекам, как немое приветствие смерти. Холод уже запустил зубы в его тело, мазнул языком по коже, вызывая вереницу мурашек. Никогда еще Кьелл не был таким беспомощным и жалким, таким слабым. Даже когда старшие братья запихали его в бочку с помоями, где он просидел до вечера. Эльфийка грациозно поднялась на ноги, кинжал описал дугу в воздухе.

— Упокойся с миром, сын снегов, — прошептала она еле слышно, — да смилостивятся боги над твоим жестоким сердцем…

Молилась она не его богам, не Девяти! Они бы не позволили так страдать норду, когда через несколько часов Кьелл, истерзанный, с радостью принял последний поцелуй кинжала эльфийки. Ведь его ждет Совнгард…

***

Утро наступило слишком скоро. Волчья кровь не давала ей сна, но это невеликая цена. Тинтур потянулась, выгибая спину и коснувшись пальцами ног спинки кровати. Под шкурами было тепло и уютно, и эльфку, урожденную Валенвуда, вовсе не прельщало вылезать на мороз. Босмерка с удовольствием провела бы еще несколько часов, нежась в кровати, но Виндхельм лишал ее покоя, волновал кровь. С тяжелым печальным вздохом она спустила ноги на пол. Гуляющий по полу проказливый сквознячок по-кошачьи потерся о ее щиколотки. Девушка откинула со лба спутанные рыжие волосы, когда в комнату без стука ввалился Нильс. Отдуваясь под тяжестью ведра, до краев наполненного водой, над которой клубился пар. С трудом взгромоздив его на тумбочку, чудом не расплескав половину, норд вытер вспотевший лоб рукавом. Возраст берет свое, не по силам ему уже воду постояльцам таскать, а ведь в юности полную бочку для засолки мяса мог на спине от дворца до таверны протащить. Потирая ноющее плечо, Нильс улыбнулся постоялице, но вдруг его взгляд пронзил эльфку задумчивым подозрением.

— Вот и вода. Не медлите, сударыня, остынет скоро. Здесь позавтракаете или в зале?

— В зале, — Тинтур поспешно пригладила волосы, прикрывая свои уши, но пожилой северянин все равно смотрит на нее настороженно. Потирая бороду, Нильс нервно кашлянул.

— Вы меня извините, но вы уже у нас бывали? Будто я вас раньше видел, нет? — Нильс подслеповато щурился, качал головой. Босмерка не смогла сдержать улыбки. Помнят все же. Приятно.

— Нет, — вежливо ответила она, протягивая повару септим, - я первый раз в Виндхельме.

Ложь давалась ей до омерзения легко. Белому Крылу претило изворачиваться, но и столь рьяно предаваться ностальгии тоже. Ее уж поди похоронили те немногие, кто знал ее как простого барда. Откинув волосы на спину, девушка ополоснула лицо горячей водой. Боевую раскраску эльфка смыла еще вчера, а новую разводить не хотелось.