Огонь и сталь (СИ)

— А ты им нравишься, — хмыкнул он, — почему паршивцы не могут просто спать? Почему им обязательно нужно, чтобы кто-нибудь над ними трясся? Повеселиться не дадут, — осушив кружку, он поставил ее на стол с громким стуком, который прозвучал неожиданно громко. Голос лютни, расстроенной до состояния уровня чурбака со струнами, смолк, и Камо’ри выволок на середину зала упирающуюся Бахати. Обычно кроткая девушка сейчас шипела и извивалась. Хвост лупил ее по бокам, а янтарные глаза пылали золотистым пламенем, уши прижаты. Каджит встряхнул ее, после чего вытолкнул вперед. Бахати едва не упала, сипло зачала, выгнув спину.

— Ну, давай, вертушка, расскажи нам. Пусть все услышат, что убийца в ряды воров затесалась, — пират насмешливо шевельнул ушами. Каджитка ощетинилась, вздыбив шерсть на затылке, но промолчала. Сутай–рат выхватил скимитар и, прежде чем кто-либо успел возразить, ударил девушку по ягодицам, повернув меч плашмя. Бахати взвизгнула и упала на колени.

— Что б Меррунз твоими кишками червей накормил! — выпалила она со слезами в голосе. Глаз Камо’ри недобро сощурился, он шагнул к каджитке, поигрывая скитимаром, но отлетел в сторону от удара в грудь. Бриньольф, поспешно сунув котят Живчику, загородил Бахати от брата Дхан’ларасс.

— Не много ли на себя берешь, кошак? — лениво протянул вор, скрестив руки на груди. — Думаешь, раз родной боссу по крови, то все, главный тут? Уматывай на свой корабль и там порядки чини, а здесь помалкивай.

— То есть меня одного волнует то, что шлюшка из Темного Братства ошивается подле моей сестры и племянников? Всем остальным плевать, что убийца трется среди воров? — глумливо расхохотался сутай–рат. Воры обменялись настороженными взглядами.

— Ты никак лунным сахарком побаловался, — обронил Делвин, задумчиво потирая подбородок. Випир и Векс торопливо унесли негодующих котят, — Бахати вор. Нируин ее привел.

— Вообще-то нет, — деликатно кашлянул босмер, — мне Синрик ее представил. Сказал, дескать, девочка одна, никто ее не хватится, а гильдии пополнение надо, да и шеф будет довольна, если котов у нас прибавится.

— У нас итак их прибавилось на три хвоста, — встряла Тонилла, помогая юной каджитке подняться. Глаза Бахати цвета червонного золота были полны слез, — а Бриньольф прав. Терпим только из-за Ларасс твои выходки, Камо’ри.

Пират оскалился, шерсть на его затылке стала дыбом. Сжимая рукоять скитимара, обмотанную кожей, он шагнул к Соловью.

— А ты был бы рад, если бы меня не было, верно, Бриньольф? — промурлыкал он, и сквозь бархатную мягкость его голоса, норд явно услышал сталь. — Думаешь, я не замечаю, как ты на мою сестру поглядываешь, а? Как с моими племянниками возишься… каджиту интересно, чего ты ждешь?

Эльсвейрское косноязычие пирата не в шутку насторожило Соловья. В последний раз оно проскакивало в его речи, когда рожала Дхан’ларасс. Клинок сутай–рат, поймав отблески свечей, сверкал дымчато-серым, серебристо-белые искры скользили по острию изогнутого лезвия. Двойник скитимара еще скрывался в ножнах, но северянин не сомневался, что он выскочит из-за пояса каджита мгновенно. При себе у Соловья был лишь кинжал из зеленоватого-голубого, как речные волны, стекла, отточенный и не менее смертоносный, чем алик’рские мечи Камо’ри, но слишком короткий, чтобы тягаться с парой мечей-близнецов. Но, если каджит продолжит упорствовать, то драки не избежать. А Бриньольфу очень не хотелось портить отношения с начальством из-за ее бесшабашного родственника.

— Я ничего не жду. В отличии от тебя, — мужчина старательно подбирал слова, не спуская глаз с пирата, — твой корабль еще в ремонте? Что-то долго… или деньжат не хватает? Может, ждешь, когда Ларасс окончательно тебе поверит, что отдаст ключи от сокровищницы?

— Думаешь, каджит свою кровь предать готов?! — прорычал он обманчиво тихо и черной молнией метнулся к вору. Норду едва удалось отскочить в сторону, и скитимар лишь вскользь задел его по руке. Тринн и Могильщик кинулись к каджиту, но клинок описал сияющую дугу в воздухе, вынудив их отступить. — Нет, это личное дело каджита и соловья, — глаз сутай–рат казался черным и бездонным, в воздухе запахло безумием. — Ну что, птичка, попляшешь со мной?