Огонь и Ветер

В доме опять не оказалось никого из слуг, кроме горничной Имины. Бабушка даже не сердилась, сказала, сама всех отпустила. День такой – все гуляют. На Забывчивом бульваре и на Центральном рынке выставили бесплатные бочки с пивом. Во всех храмах идут молебны. Народ празднует.

Мое платье вызвало у тети и кузины такое недоумение, что я даже засомневалась в собственном вкусе. «Такое простенькое? Такое незамысловатое… невзрачное?» Бабушка, свободная от чар Доротеи, присоединилась ко всеобщему негодованию, удивляясь, как могли мы даже под ее надзором эдакое купить. Но заменить платье было нечем, Имина деловито затянула шнуровку и в который раз за сегодняшний день переплела мою прическу.

Тетя и кузина завздыхали по другому поводу: «Эх, бледненькая. Может, хоть немного помады, румян? Эх, если бы время отбора невест пришлось на брачный возраст Матаяны. Тогда все могло бы быть. Даже… даже да… эх, что говорить. Эх, не повезло…» – намекая, что в нашей семье были гораздо более подходящие кандидатки на роль императорской невесты.

Ну а я себе нравилась в этом ярко-алом цвете. Тончайший шелк плотно обнимал мое тело, двигался со мной в такт, переливался всеми оттенками красного. В ушах покачивались тяжелые бабушкины рубины. Что бы они ни говорили, у меня красивая шея, длинная и тонкая.

На город медленно опускались сумерки. На центральных улицах все еще плыл шум раздольного народного гулянья, но уже более мягкий, усталый. Какой-то мальчишка бежал вприпрыжку с пряником в руке, красивая дама в черном схватила его за руку:

– Не убегай далеко! Смотри, в карете девушка в красном платье! Может, это императорская невеста?

И они оба глазели на нас, пока мы не проехали. Я тоже смотрела на них, выворачивая голову. Не знаю почему, но эта парочка меня задела. Должно быть, это не так и плохо – смотреть на великие события истории далеко-далеко со стороны. Гулять в вечер коронации по пышно украшенным улицам с пряником в руке, сплетничать об императоре, глазеть, как на диковинку, на его невест, быть беззаботным настолько, насколько это возможно только в детстве. Не знаю, как объяснить, просто я вдруг позавидовала мальчишке с пряником в руках, захотелось оказаться на его месте.

«Ты уже не ребенок, Сибрэ».

Это-то и страшно. Легко быть храбрым в детстве, читая книги о великих героях, придумывая свою судьбу. Но сможешь ли ты проявить храбрость, когда настанет час первого взрослого боя, когда на одной чаше весов будут лежать твои идеалы и убеждения, а на другой, возможно, жизнь?

Я не хочу быть смелой только в мечтах, а на самом деле такой же, как мама и другие саганы, не хочу повторять их судьбу. Струсить боюсь, оступиться, подумать вдруг: «А не так-то оно плохо, это замужество, все ведь отдают стихию и еще умудряются после этого быть счастливыми».

Как мне хочется запомнить этот бал красивым, станцевать еще один раз с Его Императорским Величеством, успеть немного узнать этот город. Увезти память об этом, как сокровище, в далекие страны и когда-нибудь вспомнить с улыбкой. Рассказать внукам, быть может, о городе, в который я никогда не вернусь. О тысяче других городов, в которых побываю. И о том, как мне удалось сохранить крылья, несмотря ни на что.

Я верю, что смогу.

* * *

Все так же, как в вечер моего первого бала. Темная громада замка выбравшимся из пучин океанских монстром распахивает навстречу огненную пасть, и дамы, подбирая шлейфы платьев, по одной растворяются в золотом сиянии. Где-то далеко внизу море, как довольный кот, пенной головой трется о подножия скал.

Бабушка крепко сжимает мою руку, ее губы поджаты. Она молчала почти всю поездку. Впервые я вижу, что она по-настоящему волнуется.

– Тебе хотя бы сегодня выдержать. Хотя бы в число двенадцати невест войти! За остальное я уже не говорю, это едва ли, – выпалила под конец дороги. – И-э-эх! Если б не человечья кровь твоей матери. Вот увидишь, она испортит тебе всю жизнь. Вспомнишь еще, что я говорила. Это ж надо было – жениться на полукровке! Конечно, принц с тобой танцевал. Ты должна пройти в число двенадцати. Но только если ты будешь себя вести не так, как обычно. Ничему не научила, столько лет в этой провинции… как деревенскую девку воспитывала. О чем только думала столько лет? Хотя чем там думать, человечка. Надо было мне вмешаться, надо было!

Как и в прошлый раз, наши имена громко объявили при входе в зал. Его Величества нигде не было видно, всех вошедших приветствовал горбоносый саган-земляной. Я потом вспомнила, что видела его несколько раз во время церемоний; кажется, он был одним из братьев императора; но сообразила я это гораздо позже, тогда же только подумала: «Ах, да Его Величества нигде нет» – и выдохнула, расслабилась до того, что даже забыла сделать реверанс.

Зато бабушка склонилась так, что даже пыхтела от усердия. Посмотрела на невозмутимо выпрямившуюся меня – и, кажется, сквозь румяна на ее щеках проступил самый настоящий румянец стыда. Уволокла меня в зал к другим саганам с таким испепеляющим выражением ярости на лице, что от нас все отшатывались.

К счастью, нас почти сразу же разлучили.