— Как будто ты меня держишь, — последовала жестокая насмешка. Тем не менее, истины в ней было больше, чем яда. Другое дело, что эта истина причиняла куда горшие страдания, чем любой яд. — А раз ты меня не держишь, но я всё ещё здесь, то…
Джин закрыл глаза.
— …сам этого хочу.
Ну, это далеко не то, что он рассчитывал услышать, хотя, вроде бы, уже не маленький и ясно понимал, что большего ему и не скажут. Только вот надеяться продолжал до сих пор, без причины, но продолжал.
— Так мы договорились? — Хоаран слегка тряхнул его.
— До чего?
— До того, что ты будешь что-то менять. Или мне лучше втихаря уехать куда-нибудь на неопределённое время, дабы не смущать твой разум своим присутстви…
— Ты собираешься уехать сейчас? — едва совладав с голосом, уточнил Джин. Он старательно боролся с непреходящим желанием придушить проклятого, невыносимого, непредсказуемого, как ветер…
— Вообще-то, месяца три-четыре я планировал проторчать в Сеуле, но если тебе не в масть, то…
— Нет, всё прекрасно, — торопливо заверил его Джин. Не хватало ещё, чтобы этот непоседа куда-то уехал прямо сейчас! Он же может, действительно может… — Хорошо. Договорились.
— Точно? — Светло-карие глаза напротив переполняло сомнение.
— Да. — В голове — ни единой мысли на нужную тему, но Джин постарался вложить в ответ максимум уверенности.
— Угу… Так мы идём дальше или так и будем стоять?
Второй вариант выглядел весьма заманчиво, но и нереально, поэтому Джину пришлось освободить Хоарана от бремени своих объятий, что он сделал неохотно и через силу — всё-таки за то время, что они пробыли в Сеуле, он видел рыжего так мало — и до сих пор скучал по нему.
***
На ночлег остановились у очередного водопада, коих тут на острове оказалось невероятное количество. Джин хотел было расположиться на берегу, но Хоаран оттащил его подальше от воды и поближе к деревьям.
— Там же удобнее…
— Умник! А спать ты как будешь под этот шум? — И Хоаран мотнул головой в сторону водопада. А ведь точно…
Пока Джин колдовал у огня над ужином, напарник успел искупаться в заводи и облазить все ближайшие кусты, затем он слопал большую часть приготовленной еды и блаженно растянулся на траве у костра. Скоро и сам Джин перебрался к нему, устроив рыжеволосую голову у себя на коленях. Пальцами медленно перебирал длинноватые пряди, в которых танцевали алые отблески пламени, и пристально смотрел на безмятежное лицо. Глаза под изящно изогнутыми бровями были закрыты, только ресницы иногда едва заметно подрагивали. И сейчас обладатель необыкновенного лица снова казался далеким: либо думал о чём-то, что не имело никакого отношения к Джину, либо дремал и видел такие сны, которые снились лишь ему одному.
Джин с трудом отвлёкся от любимого занятия и немного запрокинул голову. Звёздная бесконечность, и в ней царила луна, присыпая серебристой пылью всё вокруг. Вечная луна, изведавшая наверняка все тайны и помыслы живущих ныне и тех, кто жил века назад. Вечная…
Но может ли быть вечной любовь?
— Чжин?
— Что? — Он опустил голову и увидел распахнутые глаза — ясные и тёплые — на самом любимом лице.
— О чём думал? Видок у тебя был странный.
— Да так…
— Ага, словно решал, как доставить воздух на Марс, — вновь прикрыв глаза, фыркнул Хоаран.
— Ну… Как думаешь, существует ли вечная любовь?
— Спятить можно… — пробормотал Хоаран. — Отстань, я ни черта не знаю о любви.
— Но… ты мог бы любить меня вечно?
— А кто сказал, что я тебя люблю? — с искренним недоумением уточнил он. Пальцы Джина замерли в его волосах.
— Но… — Джин просто не представлял, что на это можно ответить. Вообще. Не представлял.
Хоаран вздохнул и устроил голову удобнее на коленях Джина.
— Эй, я ни черта не знаю о любви, — напомнил он и вознамерился дремать дальше.
— Но ты же…
— Что я?
— Ты… — Он растерянно умолк, потому что не знал, как можно облечь в слова свои мысли и не умалить их смысл.
— Сплю с тобой? — Да уж, прямоты ему не занимать… — И что? Это автоматически приравнивается к любви? Ясно, значит, меня будет легко заменить.
Сейчас Джину хотелось не просто ударить его, а врезать от души так, чтобы Хоаран запомнил этот миг на всю жизнь.
Хоаран так и не открыл глаза, хотя наверняка почувствовал дрожь ярости, охватившую Джина. Вместо этого он слабо улыбнулся, чем только усилил бешенство Джина.
— Ты однажды сказал, что любишь меня, а я тебе ответил, что я… я этого не стою. Всё ещё думаешь так же или, наконец, прозрел? — прозвучал тихий вопрос. — Чжин, я ни черта не знаю о любви. Я знаю, что ты мой, — и можешь понимать это, как тебе возжелается, но больше не задавай вопросов, которых я не понимаю. Ты можешь заменить меня, но моим быть не перестанешь. Ты можешь сбежать от меня, но всё равно останешься моим. Ты можешь даже умереть, но и тогда ты будешь только мой. Точка. Вот это запомни, а всё прочее можешь выкинуть из головы — оно не является существенным.
И Хоаран открыл глаза — в их медово-янтарной глубине плясали тени без названий. Молчаливое предупреждение, тяжёлое и мрачное.
— Спокойной ночи, — отрезал он и вновь глаза закрыл.