Через полчаса Хоаран поднялся на ноги и побродил немного вдоль берега, запустил пару камней так, чтоб они прыгали по гладкой поверхности заводи, словно лягушки, снова посидел немного, а затем всё же принялся раздеваться. Через минуту он просто исчез в воде, словно стал одной из многочисленных теней в прозрачных волнах. Проклятие…
Джин пытался предположить, где же он вынырнет, но так и не угадал: Хоаран медленно поднялся прямо перед ним, поставил ступню на гладкий валун и легко преодолел прозрачную завесу. На лоб упали пропитанные влагой пряди, с которых на лицо и грудь скатывались серебристые капли. Собственно, эти капли блестели везде на загорелой коже, как маленькие чешуйки.
Джин тоже выпрямился и глаз от Хоарана не отвёл, продолжив пристально смотреть, — не хотел упустить ничего, ни единой мелочи в его облике. И, как и всегда, Хоаран не смутился от такого внимания к собственной персоне. Пожалуй, Джин не знал больше никого, кто выглядел бы так уверенно, будучи обнажённым — да ещё под оценивающе-изучающим взглядом.
Хоаран небрежно смахнул пряди со лба и, кажется, что-то спросил, но слова заглушил шум.
Джин не стал забивать себе голову и строить предположения о содержании вопроса — просто поймал Хоарана за руку и притянул к себе.
Ладони легли на плечи, смахнув капли с кожи, губы проделали путь от подбородка до уголка рта, осторожный вдох одарил горячим знойным запахом, исходившим от Хоарана. Тронул пальцами его лицо, всмотрелся, словно собирался навсегда сохранить черты в памяти, и позвал:
— Иди ко мне…
Хоаран наверняка ни слова не разобрал, но поступил верно, прижав Джина к стене и пустив в ход губы и руки, которые казались живыми и сами по себе, отдельно от их владельца. Они поспевали всюду и даже больше, извлекая из Джина не просто чувства и ощущения, а нечто большее, названия чему он точно не знал. И ведь далеко не впервые, но привыкнуть к этому не удавалось никак. Слишком остро, слишком бурно, слишком ошеломляюще и восторгающе — сплошные “слишком” и “чересчур” настолько, что нервным окончаниям давно полагалось взорваться, лопнуть или перегореть от сводящего с ума напряжения и эхом звенящего в каждой клетке тела восхищения. И сейчас Джин даже не пытался удержать себя — всё равно все звуки поглощал водопад. Хорошо, потому что обычно это трудно, невыносимо трудно, а вот сегодня можно хоть раз не обременять себя границами…
Он замер в кольце рук, горячие ладони накрыли живот — пальцы немного дрожали, тревожа кожу, а спина медленно таяла, наслаждаясь теплом чужой груди. Поцелуем обожгло шею, после чего последовал лёгкий толчок, заставивший Джина опереться ладонями о небольшой выступ. Кровь уже шумела в ушах так же, как водопад, и этот безумный ритм впитался в плоть, впитался настолько сильно, что даже проникновение в его тело показалось ударом сердца, частью его самого…
Настойчивый зачарованный ритм, быстрые пальцы, ласкающие — нет, мучающие лаской — грудь, обжигающие губы на шее и плечах, сводящий с ума знойный запах, заполонивший, наверное, всё вокруг, прерывистое дыхание, беспокоящее кожу… Закрыть глаза и не думать, потому что думать невозможно, когда огонь и внутри, и снаружи сразу, когда этот огонь столь бесстыден, что ему мало, мало, всё время мало… И скоро, уже очень скоро, огонь охватит всё, вообще всё, поглотит и заберёт себе — без остатка, лишив попутно и разума.
Умелые пальцы впились в его бёдра до сладкой боли, ненасытные губы оставили печать на его шее, но тело, его тело, уже не выдерживало натиска, даже руки подгибались, едва спасая Джина от падения. Быстрые движения, от которых внутри уже не просто горячо, а будто зажглось самое настоящее солнце, сверкавшее всё ярче и ярче. Он сам прикоснулся к своему же естеству, заставив его подождать, немного, ещё немного, хотя бы капельку. Неосознанно, но он сделал это, потому что… потому что тот огонь, что окутал его снаружи и пульсировал одновременно внутри его тела, всегда голоден. Ему всегда мало, сколько бы…
Джин более или менее начал воспринимать реальность далеко не сразу. Обнаружил себя в объятиях Хоарана: тот стоял, прислонившись спиной к стене, и удерживал его, прижав к себе и обхватив руками за пояс. Он слегка шевельнулся и тут же понял, что он — всё ещё одно целое с Хоараном, но уже не удивился. Почему-то Хоарану так нравилось — оставаться внутри дольше, чем следовало бы. Странная прихоть, но она не создавала Джину особых проблем. Он повернул голову и успел увидеть, как по губам рыжего скользнула быстрая улыбка.
Вот мерзавец!
Он что-то сказал, но Джин мог лишь пожать плечами в ответ на неразличимые слова. Тогда горячие губы прошлись по коже на шее, запечатлели поцелуй под ухом, после чего Хоаран легонько оттолкнул его, освободив от себя полностью. И Хоаран в прыжке прошёл сквозь водную гладь водопада, чтобы нырнуть в волны заводи и исчезнуть с глаз.