Огонь и Ветер (СИ)

— Всегда во тьме. Жестокое наказание, но самое мягкое из тех, что были возможны… — Она покосилась на рыжего и укоризненно покачала головой. — Желание твоего сердца уже сбылось. Только помни — ничто не вечно. Чем сильнее попытаешься удержать мираж в руке, тем быстрее он исчезнет. Исчезнет уже навсегда.

Джин непонимающе моргнул и уставился на старуху, однако она потеряла к нему интерес и взялась всерьёз за Хоарана. Правда, трогать его руку не стала, а сразу поймала лицо ладонями и всмотрелась в светло-карие глаза, не менее удивлённые, чем у Джина.

— Желание твоего сердца несбыточно — нет под этим небом ему места. Но не печалься, ничто не вечно. Ты найдёшь то, о чём мечтал, когда всё потеряешь, хотя и случится это, когда минёт время — много, очень много времени. И дорого ты заплатишь, но в сердце твоём будет лишь радость. Теперь скажи мне, мальчик, какие ты видишь сны?

— Я не помню… — растерялся Хоаран.

— Хорошо. Тогда спи и дальше. Для тебя время ещё не пришло.

Бабка вновь угостила Хоарана кумысом, а Джину, к счастью, такая честь не выпала.

— Нельзя тебе, — взглянув на Джина, сообщила она.

— А почему? — расправившись с кумысом так же лихо, как и в прошлый раз, полюбопытствовал Хоаран.

— Потому что тьма его запечатана, но не дремлет. Незачем ослаблять печать, коль она всё равно будет сломана. Лучше позже, чем раньше.

Джин застыл на месте, отказываясь верить собственным ушам.

— А укрепить печать можно? — спросил Хоаран.

— Можно. Она уже укреплена. Похоже, ты и впрямь знаешь, что делаешь, мальчик. Но даже укреплённая печать однажды сломается, потому что нельзя держать тьму под замком. Тьму можно подчинить, но не запереть. А теперь ступайте, я слишком устала. Даже с одним из вас тяжко, а когда сразу двое… — Старуха утомлённо махнула рукой и побрела к дому.

— Это… — едва слышно пробормотал Джин, не двинувшись с места. — Но как? Как она узнала?

Хоаран пожал плечами и с особой интонацией произнёс:

— Шаман.

Как будто это всё объясняло! Судя, впрочем, по спокойному отношению Хоарана, он и впрямь считал, что это абсолютно всё объясняло.

“Желание твоего сердца уже сбылось. Только помни — ничто не вечно”.

Он проследил за Хоараном, а тот спокойно взялся за велосипед: вывел на дорогу, поставил ногу на педаль и выровнял руль.

— До места наперегонки? — И Хоаран весело подмигнул ему, словно ничего и не случилось, словно старуха ничего ему и не говорила.

“Желание твоего сердца несбыточно — нет под этим небом ему места”.

Каково его столь особенное желание, что оно не может исполниться? Чего он хочет? И почему? Почему продолжает желать, даже зная, что это никогда не сбудется?

— Ты обещал сказать, что означает слово “котминам”, — напомнил Джин, приложив все силы к тому, чтобы его улыбка выглядела естественной.

— А вот выиграешь заезд — и я расскажу, — рассмеялся рыжий зараза. — Ну и?

— Ладно. Тогда держись! — направившись к велосипеду, предупредил Джин.

— Ты лучше сам держись, умник, — отозвался Хоаран. — На счёт “три”! …Три!

— Эй!.. Чтоб тебя!

Остров Чечжу — 2

Робкий вздох ветра тронул разноцветные ленты, завесившие окно. И они затанцевали с тихим музыкальным шелестом, медленно опали и вновь застыли в ожидании нового дуновения.

— Ты обещал, — напомнил Джин, оторвав взгляд от окна.

Мало того, что сам остров утопал в зелени, так и внутри ресторанчика хватало того же добра. И ещё эти цветные ленты на окнах и дверях… Хотя к чему придираться, ведь в итоге тут уютно и красиво.

Хоаран сделал глоток кофе и поставил чашку на стол. Он сидел спиной к свету, поэтому сейчас его глаза казались почти чёрными — необычно.

— Хоо… — неразборчиво отозвался он, что означало в корейском исполнении многозначительное “гм”, но на собеседника так и не посмотрел. Впрочем, он вообще ограничился только этим, не потрудившись перейти к каким-либо пояснениям.

— Так что такое “котминам”? — с нескрываемым раздражением повторил Джин. Это слово уже сидело у него в печёнках, ибо за миновавшее время его так обозвали раз сто, если не больше. И обозвали его так совершенно разные люди: девушки, женщины и даже мужчины.

— Ты хотел на Чечжу? Ты здесь. Расслабься и получай удовольствие, — мрачно пробормотал Хоаран. — Я помню. Потом. Не здесь же объяснять тебе такие вещи…

— Какие “такие”? — насторожился Джин.

— Очевидные, — отрезал Хоаран и занялся кофе вновь.

— Если для тебя они очевидные…

— Хватит. Расскажу, но позже. Куда ты там хотел рвануть?

Джин сердито осмотрел собеседника: тот щеголял в военной футболке и в свободных — военного покроя — брюках. Словно маскироваться в зелени надумал. Собственно, Хоаран и выглядел сейчас именно как солдат в отгуле, чем противоречил национальной черте — прекрасному вкусу. Джин давно уже отметил эту характерную особенность корейцев, которая ему показалась врождённой: у них — у всех поголовно — присутствовало безупречное чувство стиля, наглядно отражавшееся в их внешнем облике. Дети на улицах так и вовсе напоминали фарфоровые статуэтки.