А когда началась победоносная пальба, полоумный кинооператор, влюбленный в свое ремесло, метал громы и молнии и вопил, накручивая ручку аппарата: «Испортили, погубили, зарезали! Вся лента — к черту! Олухи индейцы! Не умеют играть! Проклятые чурбаны! Как они падают! Да разве перед объективом так надо падать?! Олухи! По-дурацки падают! Убрать их вон! Заменить профессионалами!»
В самом деле, индейцы, изображавшие похитителей, падали с лошадей удивительно неуклюже и как-то нелепо, неестественно взмахивали руками и корчились, когда валились на землю, поверженные выстрелами неустрашимого отряда мстителей, прискакавших во главе с миллиардером и с женихом.
Наконец сцену кое-как засняли. Но глядим — индейцы все еще лежат на земле, не шевелятся. А вокруг них — кровь, кровь… Целые лужи крови!
Падали они неуклюже, зато убили их очень ловко! Прикончили целую дюжину.
И сразу же у всех мелькнула ужасная догадка о роковой случайности: совершенно не подозревая об этом (никто, никто не подозревал), актеры, игравшие роль преследователей, стреляли не холостыми зарядами, а настоящими пулями.
Призовите на помощь воображение, и пусть оно живыми красками представит вам картину моего отчаяния на этом необычайном поле битвы. Я при всех рвал на себе волосы, бил себя кулаком в грудь и горько корил себя, зачем не проверил патронов, но кто же мог подумать, что в холостых патронах окажутся пули. Я рыдал, стонал, кричал, что теперь я навеки опозорен. Потом пошел прочь, пошатываясь, едва держась на ногах, заявив, что отдам себя в руки судебных властей, или же еще хуже… покончу счеты с жизнью, потому что я виновник этой нежданной ужасной катастрофы, стоившей жизни двенадцати хозяевам нефтяных участков.
Ко мне в мой маленький домик прибежал приятель, и я у него на глазах, как лев в клетке, метался из угла в угол и кричал, что наложу на себя руки. Тут пришли и другие, а я все выл, как сумасшедший: «Убью, убью себя!» Но друзья принялись уговаривать меня, приводили всякие разумные доводы, и я наконец немножко успокоился.
Началось следствие. Полнейшее сходство пачек патронов заряженных и патронов холостых и стечение обстоятельств, из-за которого было вполне возможно их спутать, оказались настолько очевидными, что моя героическая самозащита, — отважные утверждения о моей невиновности, — взяла верх в глазах шерифа над возникшими подозрениями, и обвинение с меня было снято.
Но я все-таки смотался из тех краев, сразу же устроился на должность заведующего юридическим бюро крупной нью-йоркской фирмы и получил весьма солидный оклад.
Когда я уже был в Нью-Йорке, мне стало известно, что все племя индейцев взбудоражено — «подул ветер гнева», и десять уцелевших хозяев нефтяных источников, того и гляди, выкинут какую-нибудь неприятную штуку. Главным смутьяном и подстрекателем к бунту, как выяснилось, был один из краснокожих нефтевладельцев — Гарри Чалый Конь. Он осмелился открыто обвинять компанию в предумышленном истреблении индейцев из-за того, что она не желает делиться с ними прибылями.
И вдруг наглец куда-то исчез… А на одиннадцатый день его нашли мертвым в автомобиле, брошенном на дороге; все тело у него было продырявлено пулями.
Как вы думаете, сколько еще осталось? Девять? А вот и нет!.. Ошиблись в счете. Ни одного не осталось. В тот же день, как этого буяна нашли убитым, все племя в ужасе мигом свернуло свои вигвамы, собрало своих лошадей, свой скарб, женщин, ребятишек и бежало в горы. Краснокожие навсегда очистили место, и бледнолицые их братья стали полными хозяевами нефти.
И что же! Теперь, когда я переселился в Англию, а с Соединенными Штатами распростился навсегда, ибо в этой стране посягнули на самое священное право человека, на свободное его право утолять сколько влезет спиртными напитками свою жажду, — теперь, когда я (скажу вам по секрету) готов даже возвратиться в лоно церкви, на путь веры и благочестия, я вдруг узнаю из газет, что дело об индейцах все-таки раскопали через три года и будут его разбирать в суде города Талсы. Да благословит господь и судей и свидетелей, но мне-то что? Чего ради я еще должен интересоваться всякими старыми историями?
Мистеру Пью явно хотелось еще что-то сказать, и, не утерпев, он изрек с какой-то гордостью:
— Если даже когда-нибудь и дознаются, кто отравил, кто расстрелял индейцев… ну что ж… виновники как за каменной стеной. За это в суд их не потащат. Поверьте мне, уважаемый, — добавил Билль Пью на прощанье и, в виде заключения, — на свете только люди искусства одарены богатым воображением и умеют довести задуманную интригу до конца.
Красная дева
Жила на свете скромная сельская учительница{47}
, к которой вечно жались ребятишки, как цыплята к наседке. Была она тоненькая, как тростинка, и волосы у нее были иссиня-черные.В ранней юности в глазах ее светились отблески рая, и кто знает, она, возможно, не раз слышала голоса ангелов.