Огонь, мерцающий в сосуде

«Бежать отсюда надо», – решила я. Кстати сказать, я собиралась сделать это еще сегодня утром. Но вместо этого отправилась в Трубное. Возвращаться в гостиницу нет необходимости, деньги и паспорт со мной, через полчаса я буду на вокзале... Уже в тот момент я знала, что никуда не уеду, хотя и не могла найти этому разумного объяснения. Да, я хочу понять, что произошло десять лет назад, я даже готова рискнуть и остаться здесь на некоторое время. Но почему это для меня так важно? Обязательства перед Генриеттой, которые я добровольно на себя взвалила? С отцом Генриетты поговорить не удалось, остается слабая надежда на встречу с Наташей. Если я скажу ей, что видела ее подругу живой и здоровой, она не откажется со мной поговорить. Помнится, я ей это уже говорила, и мои слова вызвали у девушки большое сомнение. Она убеждена, что Генриетты, то есть Нади, нет в живых. Соседка сказала о неких слухах в поселке... жаль, что не удалось выяснить, что это за слухи. Надю считали причастной к похищению ребенка? Значит, были обстоятельства, породившие подобные слухи. Отец Нади не хотел видеть Наташу, считая ее в чем-то виноватой? Мне непременно надо встретиться с ней еще раз. А если она сообщит обо мне в полицию? Дело давно закрыто... Или нет? В юридических тонкостях я не разбиралась и знать не знала, сколько лет может длиться следствие по таким делам. И как я буду объясняться в полиции? А если отец Надежды имел основания винить Наташу в исчезновении дочери? То есть если девушка была связана с похитителями? Мысль на первый взгляд фантастическая: следователей непременно бы заинтересовала подруга исчезнувшей Надежды, однако, если допустить подобное... Тогда появление джипа у дверей гостиницы легко объяснимо. Вчера мы встретились в кафе, а сегодня меня уже разыскивают. Кто-то не хочет, чтобы та давняя история выплыла наружу. Так это или нет, но с Наташей придется поговорить еще раз.

Соседка назвала Надю доброй, вежливой девочкой, да и мне невозможно поверить, что Генриетта причастна к убийству ребенка. Впрочем, заподозрить в этом Наташу так же трудно. Я видела, что воспоминания о подруге причиняли ей боль. Допустим, она помогла похитителям, а теперь сожалеет об этом. Если и помогла, то, скорее всего, не ведая об этом. Кто-то из близких ей людей мог обратиться с вопросами, в какое время отсутствуют родители девочки, и прочее в том же духе... Но если эта мысль пришла в голову мне, значит, просто обязана была посетить следователя. А кто сказал, что Наташу не подозревали? Очень возможно, так и было. Но подозрения подозрениями и остались. Серьезный аргумент против: если Наташа что-то знала, похитители не оставили бы ее в живых, они ведь даже ребенка не пожалели.

Я достала мобильный и набрала номер, который мне продиктовала соседка. Три гудка и женский голос:

– Слушаю.

– Простите, я могу поговорить с Наташей? – пытаясь скрыть волнение, задала я вопрос.

– С Наташей? А кто ее спрашивает?

– Бывшая коллега, хотела встретиться с ней по поводу работы...

– Наташа живет у мужа.

– Я могу ей позвонить? Мобильный у нее, наверное, сменился.

– Да, у нее другой оператор. Записывайте, только сейчас ей звонить бесполезно. Они сегодня с Денисом улетели в Стамбул на четыре дня. Она мне только что СМС прислала, приземлились благополучно. Телефон уже отключен, чтоб звонками с работы не досаждали.

– Когда они вернутся?

– В субботу.

– Спасибо.

Номер она мне продиктовала, в голосе ни малейшего беспокойства. А почему женщина должна беспокоиться? Звонит бывшая коллега... Отъезд Наташи вряд ли связан с нашей встречей, хотя сейчас все выглядит подозрительным. Виза в Турцию не нужна, и все же маловероятно... Денис показался мне неприятным человеком... «Опять ты за свое, – одернула я себя. – Не выдумывай детектив на пустом месте. Я дождусь ее возвращения и попробую поговорить еще раз».

Оставалось решить, что делать до субботы: уехать из города? Разумно, учитывая внезапное внимание к моей особе. А если попытаться побольше узнать о похищении? Каким образом? С отцом Нади поговорить не получилось, соседка мало что помнит... Родители девочки... возможно, они все еще живут здесь. Даже если и так, что я им скажу, как объясню свой интерес? К тому же я даже фамилии ребенка не знаю. Предположим, фамилия – не самая большая проблема. А вот фантазию придется напрячь: если я сообщу им о Генриетте, мигом окажусь в кабинете следователя. И это при том, что стопроцентной уверенности у меня нет и Генриетта может вовсе не быть исчезнувшей Надей.

«Сыщик доморощенный, – мысленно обругала я себя. – Ты сбежала от мужа, чтобы копаться в чужих тайнах? Если я теперь Генриетта, то обязана знать, что тогда произошло», – сурово возразила я самой себе, расплатилась и пошла к выходу.

* * *