Алекс убрал трубку.
— С тех пор как я побывал во Вьетнаме, я все никак не вернусь оттуда. Сюда я как бы только заглядываю. А иногда и заглядывать не хочется. Ненавижу человекоживотных.
— Не мучай себя так. — Он обнял Алекса на ходу. — Расскажи-ка мне лучше о той женщине в Бангкоке. Может, я тоже захочу с ней потрахаться.
— Она и не притронется к тебе, Коэн.
— Знаешь, мне приходит мысль вернуться в Париж. Если я смог жить здесь, то смогу жить где угодно. Это ведь мой дом. — Коэн сорвал травинку и принялся ее жевать. — Ты действительно хочешь на ней жениться?
— Я хочу, чтобы она была рядом. Хочу видеть ее лицо каждое утро, хочу, чтобы у нас были дети. Хочу чувствовать ее тело, обнимать его.
— Может, и мне этого не хватает.
— Ты же знаешь, время лечит любые раны.
— Тебе лучше знать.
— В хвосте плохо плестись из-за того, что приходится месить ногами конское дерьмо.
— Я вырос в Монтане и точно знаю, что дерьма всегда больше на подъеме. Это один из семи неизменных законов Вселенной.
— Немудрено с такой тяжестью. Как во Вьетнаме.
— А что там?
— В основном М-16. Несколько гранатометов, значит, и гранаты где-то здесь, на какой-нибудь лошаденке. Под тряпкой не разберешь.
— Проклятое ЦРУ! Неужели им не надоело воевать?
— Война — выгодное дело. Самое выгодное. Тебе известен один из самых плохо хранимых секретов о Вьетнаме? Мы же влезли туда, чтобы защитить ЦРУ, одно из звеньев их наркобизнеса в Золотом Треугольнике.
— Нет, я этому не верю.
— Спроси любого парня, работавшего в «Эр Америка» — грузовом транспорте ЦРУ — в шестидесятых, и он расскажет тебе о тоннах героина, которые они ежемесячно вывозили из Лаоса, Камбоджи и Южного Вьетнама, — черт, да мы целые лодки этого дерьма сплавляли иногда с речной охраной по Меконгу. ЦРУ грузило все это на самолеты и отправляло в Штаты, чтобы там были подобрее и посговорчивее, а миллиарды вырученных долларов шли на уговоры Конгресса и генералов, когда те чему-то противились. — Алекс спихнул с тропинки камень. — Когда мы убрались из Вьетнама, ЦРУ потеряло один из своих основных финансовых источников, малыш.
— У тебя мания подозрительности, Алекс.
— Если и да, то она основывается на том, что я видел и знаю. — Алекс замедлил шаг, чтобы посмотреть вперед, туда, где тропинка сужалась, и начал забираться на скалу. — Здесь опасно, могут быть обвалы из-за дождя, да еще эти тяжело нагруженные лошади… После этого я полностью охладел к Штатам…
— После чего?
— После того как понял, что наше общество зиждется на войне, что мы не можем существовать ни экономически, ни психологически, если у нас нет объекта для ненависти.
— С этой целью мы изобрели коммунистов. Те, против кого я воевал во Вьетнаме, даже и не слыхали про коммунизм. Они просто защищали свою родину от агрессоров, как поступал бы на их месте любой американец.
— До них мы ненавидели немцев и япошек, еще раньше — испанцев, мексиканцев, а еще раньше — англичан. — Коэн остановился, чтобы вытащить колючку из ноги. — Когда-нибудь мы подружимся с русскими и возненавидим итальянцев и голландцев или самоанцев и мадагаскарцев.
— Брось это. Ненависть порождает еще большую ненависть, так же как и одна война — другую. Мы же здесь, в этих волшебных горах, а не в Штатах. Забудь о мерзавцах из Пентагона и о налогоплательщиках, что их кормят, и наслаждайся тем, что видишь.
— Я вижу, что у нас авария.
Коэн побежал вперед, увидев, что одна из лошадей, поскользнувшись на краю тропки, упала на колени, ее передняя и задняя ноги свешивались со скалы. Те, что были привязаны впереди и сзади нее, попятились от неожиданного рывка веревок. Лошадь дернулась и, в ужасе заржав, полетела в Кали. Две шедших сзади и одна из передних лошадей стали сползать с тропки вслед за ней. Увидев, что четвертая лошадь тоже соскользнула с края, один из тибетцев рванулся вперед и резким взмахом сабли отсек остальных.
Коэн и Алекс бросились с тропки к обрыву и прыгнули в реку. Какой-то тибетец упал вместе с лошадью, он кричал и махал руками, а река уносила его прочь, яростно кружа.
Коэн по отмели побежал к лошади, лежащей со сломанным хребтом поверх груза. Он дернул за повод, пытаясь вытащить ее голову из воды. С вытаращенными глазами и раздувающимися ноздрями лошадь судорожно дергала передними ногами. Обшивка груза лопнула, и сквозь струю воды он увидел черный блеск винтовок.
— Сэм! — крик Алекса был едва слышен сквозь рев Кали. Коэн увернулся от удара копыта и встал на колени, пытаясь взгромоздить голову лошади себе на плечо, босые ноги скользили по дну. — Сэм! — яростно размахивая руками, кричал Алекс. Он потряс головой, показывая на лошадь. Двое тибетцев осторожно спускались со скалы; остальные бежали вниз по тропке туда, где спрыгнули в воду Коэн и Алекс. Алекс опять позвал его. Коэн отпустил лошадь и, с трудом преодолевая течение реки, по колено в воде пошел вверх, туда, где возле лошади с перебитыми ногами стоял Алекс.
— Смотри-ка!