Огонь Прометея

Но вдруг осекшись и призадумавшись на несколько мгновений, старуха тон сменила резво: «Ах, прости меня, голубчик, — елейным голоском (ей вовсе чуждым) она залепетала, — стара уж стала я и плохо вижу, не заприметила тебя, малютку. Ну-ну, не прячься, вылезай! Дайка ж бабушке, милок, чумазую твою мордашку разглядеть получше!»

Но тролль пугливый, не шелохнувшись, всё сидел в своем укрытье, ушами длинными дрожа. Тогда его за эти уши схватила старая колдунья да выудила из трясины враз, перед собой поставив смирно. А был-то ростом тролль ее пониже (хотя и сгорбленной нехило) на целых две (не меньше) головы. До самых пят косматою порос зеленой шерстью; на месте носа у него свиное рыльце, во рту остры клыки кошачьи, на лапах когти, что у землеройного крота, а назади — овечий хвост трепещет. Воистину, неведома зверушка!

«Ох-уж-ох! — вздохнула гулко ведьма, заботливую мину напуская. — Какой ты грязный! Весь-то в тине слизкой и вонючей! Какой же тощий! Страх глядеть! Уж, видно, ты давно не ел нормально! Да что давно? Пожалуй, эдак, отродясь! Всё эти девки, чьи щеки пухлые алей, чем клюква та, которую к тебе сюда приходят грабить, чтоб на варенье пропускать. Тебя ж, бесстыдные, к своим угодьям не подпустят злачным, где молоко и хлебы, каши с маслом, похлебки на мясном бульоне да куры с овощным рагу, где пироги начинок всевозможных, где творог, яйца, сливки и сыры, где все найдешь, чего душа не пожелает… А ты и знать такого ведь не знаешь, с пеленок токмо ягоды вкушая да сыроежки… бедный тролль… Ну-ну, пойдем, мой милый; тебя в знак извиненья, — что на чело тебе ступила ненароком, — к себе я в гости нынче приглашаю: омоешься в ручье ты хорошенько, у печки согреешься уютно-трескучей, да, чем богаты, мы уж попотчуем тебя. Пойдем-пойдем, и на дорожку, вот, возьми медовую лепешку, — для себя ее сегодня утром испекла, только ж девок сих противных увидав, от коих ты, дружок, в тинистом омуте таился, лишилась напрочь аппетита (аж вспомнить эти хари тошно). Ну так держи… смелей-смелей… скушай-ка душистый коржик — маленько подкрепись… Да не робей, тебе сказала!.. Ну, молодец. Грызи-грызи. Ах, проглотил! Какой голодный! Добавки хочешь? Так ступай за мной».

И вот уж тролль наивный (таким-то соблазненный объеденьем чудным!) за ведьмой следом поспешает к ее избушке кособокой. Туда придя, да наперед в ручье обмывшись (нехотя и кое-как), он греться сел у камелька.

Колдунья между тем, скрипя ехидным смехом, в котле чугунном варево бурлящее мешает, от коего густые клубы пара всю хижину заполонили. Много ароматных трав и всяких пряных порошков щепотками в котел швыряет: пена, подымаясь вдруг, с шипеньем плещет на очаг. Да при сем-то старушка лопочет задорно: «Сейчас-сейчас, еще чуть-чуть, любезный гость, и дивный суп готовым будет! Ты потерпи чуток, а я уж постараюсь, чтоб вышел понаваристей, вкусней… Вот этого туда добавим — запах чудо! Вот этого — ну что за сласть!»

Засим же, припавши долу да сняв одну из половиц, колдунья по самое плечо руку под пол запустила, и, на ощупь покопавшись там с кряхтеньем, она шкатулку расписную вытащила из тайника.

«А вот тут главное, — пробормотала, свои три зуба страшно скаля, с очами полными огня, — что по рецепту блюдо требует мое!»

И, крышку снявши пальцами паучьими, из ларчика достала сердце да вмиг бултыхнула его в котел, — так что простофиля-тролль, кой робко за столом посиживал (слюни предвкушенья украдкою пуская), и не приметил ничего.

«Ну вот… сейчас поешь как человек, — с улыбкою коварной сказала ведьма, на стол пред ним лоханку ставя, — да, может, вправду станешь человеком!»

И даже не подувши, в три глотка оголодавший тролль горячую похлебку осушил, до капли малой все слизав.

«Ах же умница какой! — смеялась бабка сипло, всем телом сотрясаясь и с жаром потирая руки. — Аж посуду за тобою мыть не нужно!.. Ну вот тебе еще напиток травяной на сон грядущий, да яблочком, уважь, печеным закуси».

И с этим тролль управился в мгновенье ока, уснув на месте тотчас (ведь в травяной отвар, что выпил он, сонную пыльцу тайком подсыпала колдунья).