Огонь сильнее мрака (СИ)

Оставалась комната – вытянутая в длину и словно бы сдавленная по бокам, так что, если бы Джон встал посередине и протянул в стороны руки, то ладонями коснулся бы противоположных стен. Полкомнаты занимал ветхого вида топчан, место у окна делили грубый комод и письменный стол. Оба были поставлены вдоль стенок, так что между ними едва помещался стул с протертым тряпичным сиденьем. Медленно, будто по колено в воде, Джон подошел к окну и достал нож. Пользуясь клинком, как рычагом, поочередно открыл ящики комода и поворошил одежду. Не найдя ничего, кроме сорочек и кальсон, он таким же методом обыскал стол, в ящиках которого обнаружились только несколько счетов, недокуренная сигара и флакон средства от облысения. Покачав головой, Джон отошел назад, на середину комнаты, и осмотрелся. Странно: доктор медицины жил бедней и проще довоенного монаха. Джон хотел было, скрепя сердце, продолжить обыск на кухне, как вдруг заметил, что из-под подушки на топчане петлёй свешивается тонкая веревка.

Он нагнулся и, по-прежнему не касаясь ничего руками, с помощью ножа откинул подушку в сторону. Под ней лежал массивный диск из тусклого металла. Диск был размером с чайное блюдце, толщиной примерно в палец. Металл в жёлтом свете фонаря походил на бронзу, но мог оказаться и золотом. Через маленькое колечко на краю диска проходила цепочка, которую Джон сначала принял за веревку. Судя по всему, перед Репейником был какой-то амулет, нагрудный талисман. Вглядевшись, Джон рассмотрел, что поверхность диска занимает сложный знак, похожий на солнце, обрамлённое причудливо изгибающимися лучами. Поколебавшись, сыщик чиркнул спичкой, поднес огонь к амулету и увидел: то, что он принял за солнце, было круглой головой чудовища, спрута или кальмара, а лучи оказались щупальцами. На Джона яростно таращились глаза с рельефными вертикальными зрачками, разевалась в беззвучном рёве губастая пасть.

Репейник взмахнул рукой, гася спичку. Пошарив по карманам, он достал блокнот со свинцовым карандашиком и, водя рукой почти наугад, принялся зарисовывать амулет на клетчатой бумаге. При этом Джон не мог отделаться от далёкого воспоминания: он, семилетний, входит в комнату к отцу и видит на стене эстамп, чёрно-белое изображение тигриной морды. Тигр, кажется, глядит маленькому Джону прямо в глаза. Джон пятится из комнаты и с этого дня целую неделю к отцу не заходит, а, проходя мимо его двери, ускоряет шаги, чтобы тигр не успел заметить и броситься... То же самое чувство Репейник испытывал сейчас. Спрут будто бы смотрел на Джона, и Джон ему не нравился. Закончив набросок, сыщик ножом перевалил подушку обратно на талисман. Сразу стало легче.

Крадучись, Джон вышел из комнаты. На кухне в шкафу обнаружились вполне обычные продукты – обломок чёрствого пудинга, завернутое в газету месиво рыбы с картошкой, одинокий зубодробительный гренок. Вразнобой капала из кранов вода. Джон хотел было уходить, но остановился у двери в сортир. Крючок на двери выгнулся, напружинился, словно изнутри дверь что-то подпирало. Репейник нахмурился, протянул руку с ножом и, поддев остриём клинка, откинул крючок. Дверь распахнулась – в самом начале движения быстро, под напором, потом замедляясь, а в самом конце стукнула негромко о стену, подумала было вернуться, да так и осталась нараспашку. Джон сделал шаг назад, уперся спиной в простенок.

На полу туалета, обняв закостеневшим телом жестяной унитаз, скорчилась мёртвая девушка. Худая, маленькая, почти ребёнок. Краска на двери была изнутри вся ободрана, словно её долго царапали ногтями. Покойница скалилась в потолок, твёрдое плечо упиралось в пустоту, храня напряженность последнего усилия. Волосы грязной мочалкой прилипли к спине. Всё кругом – стены, пол, дверь, унитаз, даже аптечный шкафчик на стене – было перепачкано тёмным. Джон подошел, нагнулся, посветил спичкой. Так и есть, кровь. Больше всего натекло под боком девушки, но что там была за рана, Джон разглядеть не успел: спичка догорела. Воздух в уборной был густым от трупного запаха, подкатывала тошнота. Джон зашёлся кашлем, отпрянул и закрыл дверь, как раньше, на крючок. Больше здесь делать было нечего.

Репейник выглянул в дверной глазок на лестницу, убедился, что путь свободен, и вышел из квартиры. С облегчением вздохнув – даже спёртый, отдающий помоями лестничный воздух был слаще мертвечинной вони – он сбежал на первый этаж и вышел в ночь.